Лис Улисс и край света

Но мы, разумеется, быстро его догнали. Барбара схватила беглеца за плечо и развернула. Я ахнул. Перед нами стоял мой дядя!

— Евгений! — обрадовался он. — А я уже испугался, думал, это патруль.

Ах, дядя, дядя, кто же тебя за язык-то дергал…

— Мы и есть патруль, — с гнусной, но очень красивой улыбкой сообщила Барбара. — Ваши книги!

— Книги? — дядя с робкой надеждой посмотрел на меня. Он ждал, что я его выручу. Но что я мог сделать, что?! С одной стороны — родственные узы, с другой — долг. Я решил не вмешиваться. Хорошо, что Барбара взяла инициативу в свои лапы.

Но коварная волчица почувствовала мою неуверенность.

— Евгений, сейчас ваша очередь разбираться с нарушителем, — сказала она с красивой, но очень гнусной улыбкой.

В этот момент я ее возненавидел. Но, поскольку мы с ней боролись за общее дело, я подавил в себе ненависть и развил любовь. А отказать любимой я не мог. Раз моя очередь, значит моя.

— Ваши книги! — потребовал я.

— Евгений… — охнул дядя. — Ты что? Это же я.

— Вы, — согласился я. — Ваши книги!

Не веря своим ушам, он протянул мне книги. Я взял их, мысленно прося об одном: только бы они не оказались просрочены!

Увы… Они были просрочены. Да еще как — на десять лет!

— Дядя… — грустно сказал я. — Как это возможно? Мы же вместе приехали в Градбург, и было это всего полгода назад!

— Это книги еще с прошлого моего приезда в Градбург… — тихо признался дядя.

Ах, дядя, как же ты мог так меня подставить! Продавал бы свой лед и горя бы не знал. Нет, понадобилось тебе книги просрочить! И что мне теперь делать?

Я поймал на себе насмешливый взгляд Барбары. Она наслаждалась ситуацией. Моя беда ее занимала. Волчица ждала моего падения. Причем, как бы я не поступил, падение было неизбежно — либо я предам дело, либо родственные узы.

Я разозлился. Ну уж нет, красавица, я не доставлю тебе такого удовольствия! Думаешь, если умеешь чистить пулемет, то все, да? А вот и я, знаешь ли, не так-то прост!

И спасительное решение пришло само собой.

— Срок давности! — воскликнул я. — Десять лет превышают срок давности! Закон не имеет к тебе претензий, дядя! Ты свободен, и эти книги теперь твои!

— Евгений! — возликовал дядя. — Какой же ты умный! Я знал, что ты что-нибудь придумаешь. — Он порылся в сумке. — Возьми, это лучший из имеющегося у меня целебного льда. И вы тоже берите. — Это уже он говорил Барбаре. — Берите-берите, не стесняйтесь. Приложите его к больному месту, и тепло как лапой снимет!

Дядя схватил книги и поспешил прочь. Наверно, боялся, что пока он тут разлагольствует, закон может измениться. С законами такое случается.

— А знаете, Евгений, — ехидно сказала Барбара. — На книги срок давности не распространяется.

— Не может быть! — поразился я. — Неужели я напутал?

— Напутали, Евгений. Случайно, конечно?

— Конечно! Должен вам признаться, что в Гимназии у меня по сроку давности была тройка.

— Да? Ну, это многое объясняет. А у меня была пятерка. У меня, — Барбара усмехнулась, — по всем предметам были пятерки.

Мне не понравилось, как она со мной говорила. И не зря. Как я узнал намного позднее, уже в эти минуты Барбара обдумывала подробности доноса на меня…

* * *

Евгений остановился. Писать о Барбаре оказалось тяжелее, чем он ожидал. Каждое выведенное на бумаге слово отзывалось тупой сердечной болью. Где же ему отыскать лекарство от этого недуга? Говорят, работа помогает…

Евгений вновь склонился над тетрадью, взгляд его упал на начало главы, и пингвин внезапно понял, чего не хватает его книге. Странно, как он раньше не додумался? Конечно же, ему следует снабдить каждую главу эпиграфом! Это придаст его труду значимость, поставит его в один ряд с великими зверями, которых он будет цитировать. Эпиграфы — они же как рама для картины.

Вот, например, для этой главы, которую он сейчас пишет… Каким замечательным высказыванием его украсить?

В порыве вдохновения Евгений написал первую цитату, пришедшую ему в голову:

Доброе слово и кошке приятно

группа «Злые кошки»

Красота! Правда, непонятно, какое отношение эта фраза имеет к тому, о чем он пишет в главе. Точнее, понятно. Никакого. Но все равно смотрится замечательно. Жаль, что неуместно.

Евгений подумал о Константине и решил, что прибережет этот эпиграф для обещанной другу тридцать пятой главы. А сюда придумает что-нибудь другое. Ну, например, из Юка ван Грина. Любимый поэт уж точно не подведет!

А вот и цитата.

Я мыслю, следовательно, я существую. А мог бы думать — и жить.

Юк ван Грин

Супер! Только, кажется, опять невпопад… А! Ну, конечно! Это будет эпиграф ко всему роману!

Евгений перенес цитату в начало книги и какое-то время любовался результатом. Затем вернулся к семнадцатой главе и после тяжких размышлений подобрал эпиграф и к ней:

Опасайтесь подлинников!

Табличка у входа в Музей восковых фигур