Лиса. Личные хроники русской смуты

Вскоре толпившиеся во дворе и в вестибюле роддома главы семейств и многочисленные родственники рожениц заволновались, разом загомонили, словно что-то почувствовали. И действительно – за окрашенной белоснежной глянцевой эмалью боковой дверью раздался частый перестук женских каблучков, и вскоре дверь, щелкнув хромированной ручкой, рывком распахнулась. Целая процессия, состоящая из осторожно держащих перевязанные розовыми и голубыми лентами конверты акушерок и сияющих взволнованными улыбками «мамочек», выплыла на середину украшенного узором из разноцветной гранитной крошки пола.

Свою мать, в общей начавшейся суете, мальчик разглядел не сразу. На какое-то время он потерял и устремившегося к ней отца, но скоро высмотрел его широкие плечи и, огибая разбившихся на группки встречающих и недавних рожениц, устремился за ним вдогонку и нагнал как раз в тот момент, когда тот подошел к разрумянившейся и совершенно счастливой маме. Отец поначалу замялся, смущенно ткнулся губами в одну из её щёчек, а потом, словно опомнившись, неловко передал ей блестевший упаковочным глянцем букет бледно-розовых роз. Потом он потянулся к стоявшей рядом с его женой медсестре за перетянутым широкой розовой лентой белоснежным свертком, но, получив чувствительный тычок от бдительной супруги – опомнился. Он суетливо обернулся к явно не знающему как себя вести Лёшке, взял из его рук пакет, достал из него коробку шоколадного ассорти и смущенно ткнул ею в сторону акушерки. Та с привычной сноровкой перехватила предназначенный ей презент, передала мужчине конверт с девочкой и выжидательно замерла.

Получив второй тычок от начавшей раздражаться супруги, мужчина вспомнил и о другой части обязательного ритуала: он поспешно полез во внутренний карман пиджака, достал из тощего тёмно-коричневого портмоне заранее заготовленную новенькую хрустящую «трёху» [1] и передал её акушерке. Та дежурно улыбнулась, явно не вдумываясь в смысл, произнесла давно вызубренные слова поздравления и незамедлительно удалилась.