- А... Стрежницкий... едва не до смерти застрелили, - старшая поджала было губы, но блеск глаз ее выдавал: желание сплетничать вновь пересилит осторожность. - Нашлась и на него управа... императрицын любимчик... все-то ему спускали... теперь посмотрим, кому он нужен будет, криворожий...
Сердце предательски ёкнуло.
Стрежницкий... он ведь... он ничего про дуэль не говорил. Впрочем, и не обязан был. Он вообще случайное знакомство, если разобраться и...
- Что произошло? - когда было нужно, Лизавета вспоминала матушкину науку. Она задала вопрос так, что обе замерщицы замерли, и заговорили.
Дуэль была.
На рассвете, как водится... все дуэли на рассвете проводят, обычай такой, потому что если на закате, то уже не дуэль благородная, а пьяная драка с мордобитием. Вот... из-за чего? Кто знает. То ли молодой Боровецкий Стрежницкому ногу отдавил, то ли Стрежницкий у него невесту увел, обесчестил и бросил одинокую с дитем... не так важно.
Главное, что впервые он проиграл.
То есть, не совсем, чтобы проиграл, поскольку молодой Боровецкий, как сказали, вовсе не жилец, однако и самого Стрежницкого унесли с поля...
...что произошло?
Да поговаривают, что на саблях дрались, Боровецкий упал и, когда соперник склонился над ним, прямо в лицо ему из пистоля выстрелил... или саблей ткнул. Или плюнул ядом, но в это уже и сами замерщицы не верили, но сочли, что это весьма романтично.
Плеваться ядом?
Нет, умирая, захватить с собой врага... отдать жизнь во имя справедливости.
Какой?
Не так важно. Какой-нибудь...
...и вообще, у них дел еще много, не хватало тут время тратить. Мерки сняты, о фасонах Лизавете потом скажут. Радоваться должна, что Ее императорское Величество так о конкурсантках заботится, иначе бы и дальше ходила в нарядах убогих...
В другой раз слова их, может, и задели бы, но сейчас мысли Лизаветы всецело были заняты Стрежницким. Нет, она не переживала... разве что самую малость, как любой человек будет переживать за знакомого, который вдруг оказался в неприятной ситуации.
И...
И навестить его, будет, пожалуй, уместно... или нет? Если она не одна пойдет, а с Русланой, то никто ничего дурного не подумает. А если и подумает, мысли свои при себе оставит.
Лизавета кивнула.
И бросила взгляд на часы. Завтрак она пропустит... нехорошо, но с другой стороны как-нибудь переживет...
Руслана не обрадовалась.
Нахмурилась.
Губу закусила и сказала:
- Дядюшка велел держаться от него подальше. Сказал, что он... без чести и совести человек.
Даже так?
- А адъютант его так и вовсе...
- Такой темненький? - наугад спросила Лизавета. - В красной рубахе?
- Он самый... на кухне вечно крутится... наши его привечают, ласковый... в прошлом году две кухарки подрались из-за него, так обеим расчет дали. Вот.
Лизавета покачала головой, выражая то ли сочувствие пострадавшим, то ли недоумение: было бы из-за кого драться.
- Только он еще вчерась отбыл... - Руслана помогла одеться и волосы заплела в пышную легкую косу. - Сама видела, как он коня седлал...
И разом спохватилась.
Покраснела.
Верно, вспомнила, что на конюшнях здешних ей делать было совершенно нечего.
- Я... мне... там один... очень хороший... только дядюшке не говорите!
- Я-то не скажу, - Лизавета была честна, поскольку, во-первых, не имела привычки к доносительству, а во-вторых, знать не знала, где Русланиного дядюшку искать. - Только... ты осторожней, а то ведь мужчины всякие бывают...
Руслана покраснела сильнее, гуще и тихо сказала:
- Тошенька хороший... он за царевым жеребцом ходит...
Это, несомненно, было отменнейшей рекомендацией. Вот только... Лизавета глянула на девушку, упрямо поджавшую губы: без толку. Что бы ни было сказано, не поймет.
Не услышит.
А ведь и Марьяшка ее же лет и ума у нее, тут обманываться не стоит, не больше. Даже не в уме дело, а в опыте жизненном, который самой Лизавете достался - к счастью, не той ценой, которая привела бы ее в неприличный дом, но лишь слезами горькими.
Слезы что, пролились и забылись.
А честь она сберегла...
...знать бы еще, зачем. Может, позже, ставши старой девой, она еще пожалеет о том своем благоразумии, но...
- Веди уже, горе... и... будь осторожна, - Лизавета коснулась атласной ленты и вздрогнула. - Во дворце неспокойно...
Глава 20
Глава 20
Стрежницкий маялся.
Большей частью, болью. Целитель, зараза этакая, издевательски сообщил - и не скрывал удовольствия, что сказать, Стрежницкого при дворе не жаловали - что более сильное заклинание применить никак невозможно. Контуры нарушатся, и тогда он не берет на себя ответственность за восстановление нервной ткани, которая и без того восстанавливается плохо.
Радоваться должен, что вообще живой, что пуля вошла в глаз, да в голове и застряла, видать, у Стрежницкого и вправду мозг закостенел.
И вообще, сам виноват...