Лисёнок для депутата (СИ)

Не выдерживаю и звоню свекрови сама. Но она не берёт трубку — то ли ей нечего мне сказать, то ли не слышит звонка, то ли занята и не может ответить, то ли просто игнорирует. Объяснений много, но суть от этого не меняется — я по-прежнему не знаю, как там Витя.

Наутро всё повторяется. Что стоит Диане Александровне поднять трубку и сказать мне хотя бы пару слов? Она наверняка понимает, что я волнуюсь.

Перед глазами стоит разъярённое лицо Лизы. Она уже мысленно похоронила брата и печётся о наследстве — чтобы оно вдруг не досталось нам с Иришкой. Может, и свекровь тоже так думает, только ей хватает выдержки не демонстрировать это в открытую? Странные люди. Как можно из-за каких-то денег превращаться в диких животных, заживо хоронить близкого человека и кидаться на меня?

Читала, что люди в коме могут находиться очень долго. Иногда врачи намеренно держат их в таком состоянии, чтобы помочь организму быстрее восстановиться. Если бы только знать, как обстоять дела у Вити на самом деле…

На следующее утро, не выдержав игнора со стороны свекрови, снова звоню Макару. Я даже не на грани истерики, а давно за гранью. Забыла, когда ела и спала. Если бы не Иришка, то давно сошла бы с ума от беспокойства и неизвестности. Макар меня огорошивает:

— Олеся, я ничего не знаю. Меня уволили.

— Как так? Но почему?

— Как мне сказали, в связи с состоянием здоровья Виктора Борисовича в моих услугах больше не нуждаются.

Холодею… Почему в услугах больше не нуждаются? В голову сразу лезут самые страшные мысли, но я отчаянно отгоняю их и всё-таки переспрашиваю:

— Так, а что с Витей? Вам хоть что-то известно?

— Нет, я с ним не виделся. Знаю только, что вчера он уже был в сознании, но по-прежнему в реанимации.

Услышав, что он пришёл в себя, размокаю. Будто стержень, на котором держится тело, разом выдернули, и оно бесформенным кулем свалилось на пол. Только сейчас в полной мере осознаю, насколько напряжена была в последние дни. Дышать становится немного легче, сердце будто вырывается из тисков и опять начинает стучать с утроенной силой. Витя очнулся… Заветные слова, согревающие душу.

А свекровь мне даже не сообщила! Но она же обещала! Радость смешивается со жгучей обидой… Как может она быть такой жестокой по отношению ко мне?

Лишь в обед мне наконец-то перезванивает Диана Александровна и бесстрастным голосом сообщает:

— Виктор пришёл в себя. Борис Григорьевич разрешил вам его навестить.

«Разрешил мне его навестить». Свёкор словно одолжение сделал! Может быть, и раньше свекровь мне не звонила потому, что он не позволял? Как ни крути, а не хочется думать о ней совсем плохо…

Несусь в больницу как угорелая. Кажется, попробуй сейчас хоть один журналист преградить мне дорогу, мгновенно разорву его в клочья. Но охрана предупреждена, стоит мне появиться на дорожке, ведущей к входу, один из охранников делает несколько шагов в мою сторону. Папарацци почти не докучают, только щёлкают фотоаппаратами и что-то выкрикивают. Сегодня их заметно меньше — видимо, остальные утратили интерес.

Когда выхожу из лифта на этаж, неожиданно робею. Чего боюсь — сама не знаю. То ли встречи с мужем, то ли его родителей. То ли просто волнение автоматически трансформируется в страх. В коридоре никого нет. Останавливаюсь перед палатой и нерешительно толкаю дверь.

Как и следовало ожидать, возле кровати сидит свекровь. Заметив меня, кивает, молча уступает мне место и уходит.

— Витя…

Бросаюсь к мужу, но не знаю, могу ли его обнять. А вдруг задену какой-то шов и причиню ему боль? Я даже не знаю, куда попала пуля!

Слова застревают в горле. Слёзы катятся по щекам, но отчаянно пытаюсь улыбаться. Витя видит меня, слышит и улыбается в ответ. Это ли не счастье?

— Как ты меня напугал… И мне никто ничего не говорил, я думала, что с ума сойду от неизвестности… Как ты?

— Бывало и получше…

Можно ли с ним поговорить? Не трудно ли ему отвечать на мои вопросы? Жаль, что свекровь не сказала мне ничего об этом…

— Как вообще всё это случилось?

Сжимаю его руку своими ладонями. Я так рада, что он жив и разговаривает со мной, улыбается. В голове полный хаос.

— У папы давление подскочило, пришлось мне ехать в больницу на открытие вместо него. Не доехал. Сюрприз тебе сделать хотел — в отпуск на майские поехать втроём. Как раз агент позвонила насчёт бронирования отеля, я отвлёкся на разговор и замешкался возле входа. А потом вдруг трах-бах, даже не понял, что случилось. Как в фильме: «Шёл, упал, очнулся — гипс»[6].

Витя пытается смеяться, а мне совсем не смешно…

— А что врачи говорят?

— Да что они могут говорить? Нужно время. Я только вчера оклемался… Пока всё заживёт и вернётся в норму…

— Но до майских тебя выпишут? В отпуск поедем? А иначе получится, что ты пулю поймал понапрасну, — пытаюсь пошутить, но выходит как-то коряво.

— Думал, ты уже не придёшь… — Витя игнорирует мой вопрос.

— Я приходила, когда ты был без сознания, но мне не разрешили. Маме твоей звонила, а она трубку не брала.

— Не шутишь?

Отрицательно мотаю головой.

— Честно говоря, я это подозревал. А мне сказали, что не знают, почему тебя всё нет и нет…