Лишь одна музыка

Это копание в недавнем прошлом сливается с тем, что произошло раньше. Тот кризис — был ли он тоже треугольником? Многомернее, чем только «учитель — ученик» в противостоянии воль? Но ведь мы сносили это рубище дотла? Депрессия меня ожесточила. Я чувствовал себя отрезанным ото всех, даже от нее. Моя связь с Карлом ведь тоже начиналась почти как любовь. «Я не могу сейчас ни за кого отвечать» — слова, что я тогда ей сказал, так она это помнит. Но говорил ли я что-нибудь еще, мог ли просто остановиться на этом? Чувствовал ли я себя униженным этой младшей по возрасту женщиной, с ее почти неуловимым укором за мое невежество? «Я думала, мы на другом уровне». У меня никогда не было того, что она принимала и продолжает принимать как данность.

И сейчас она говорит мне, что не читала моих писем:

— Твои письма были в Вене, в сундуке. Я нашла их на прошлой неделе. Я была потрясена. Я просила моего отца мне их не пересылать. Я не знала, что он их сохранил, и вот они оказались там, среди его бумаг. Я их нашла со старыми куклами и другими вещами, моя мать их не разобрала и не выбросила. Я не читала их — я не могла их читать. Дело даже не в том, что ты сам был в тот момент в Вене, я боялась воспоминаний, вытащенных на свет, и мысли десятилетней давности сейчас наполовину неправда.

— И поэтому ты решила поехать со мной в Венецию?

— Я не знаю, так много всего происходило... да, возможно, отчасти — да.

— То есть ты их читала.

— Нет, я начала читать одно. Я открыла случайно. Я не смогла читать дальше. Перестань.

Но никого, кроме нас, нет в квартире — в квартире, где мы были счастливы. Она позволяет моим рукам оставаться на ее плечах несколько секунд. Мои ладони лежат на них, мои пальцы не двигаются по следам, оставленным мною. Значит, она ощутила мое раскаяние и печаль. Это никуда не уйдет.

— Майкл, не пиши мне, — говорит она.

— Ты мне позвонишь? Или отправишь факс? Или зайдешь?

— Я не знаю. Может быть. Со временем. Оставь меня сейчас. — И в этом я слышу голос ее отца: небольшая ложь, чтобы легче было себя оградить.

Она выходит отправить факс. Через час возвращается. Я несу ее вещи до остановки. Она велит мне уходить обратно. Я отказываюсь. Мы стоим там, не разговаривая, пока не приходит вапоретто, идущий до Лидо, откуда Джулия попадет прямо в аэропорт. Она быстро поднимается на борт. Не поцеловав, даже не думая о моей возможной реакции.

Я иду на свою репетицию. Я живу в квартире на Сант-Элене. Читаю, гуляю, занимаюсь обычными вещами. Не странно ли, что жизнь течет сама собой, хотя она больше не в твоих руках?

Ну да, я достиг, чего достиг, придя из другой среды. Но я тоже подчиняюсь чему-то высшему — музыке, моим коллегам, жизни женщины, которой лучше, когда меня нет. Но даже в музыке — как я могу теперь ей помочь? Иногда мои пальцы движутся по ее нотной тетради, будто это неизвестная форма шрифта Брайля. И еще: здесь, в Лондоне, эта тетрадь — мой талисман, за который я держусь все эти недели, жду Джулию.

7.3

В этот раз я играю на альте первый контрапункт из ее тетради с серой мраморной обложкой, открытой на пюпитре в моей комнате. Так случилось, что он записан в альтовом ключе и его легко читать.

Мы осознали, что нам понадобится целых три альта, а не два для нашей работы над «Искусством фуги»: обычный инструмент Эллен; специальный большой альт, низко настроенный; и еще один для меня, когда моя партия идет ниже скрипичного строя. Я не могу просто занять альт у Эллен, мне же тоже надо заниматься дома.

Я взял альт напрокат. Такое странное удовольствие — после стольких лет играть на большем инструменте. Я забыл — даже не то что забыл, но отвык, — насколько далеко надо растягивать пальцы.

В неком замешательстве мы все же начинаем привыкать к сложности нашего проекта. Что именно должно быть включено в нашу запись? В каком порядке следует сыграть разные фуги и каноны? Когда играют только трое из нас, кому играть самый высокий голос — Пирсу или мне? Какая именно фуга потребует, чтобы Эллен перестроилась ниже, а я поменял скрипку на альт? Быстро или медленно играть эти фуги, раз ни в одной из них Бах не указал темп?

Для начала мы решили оставить все это Билли. Он будет нашим исследователем, мыслителем и руководителем. Если он скажет играть в похоронном темпе, мы будем играть в похоронном; если стремительно, будем стремительно. После того как мы попробуем играть по его указаниям, мы можем их либо одобрить, либо что-то поправить, либо полностью поменять. Возможно, только кто-то с инстинктом композитора сумеет провести нас через эти музыкальные дебри. Пирс согласен с этим. Я не знал, что он опять высказывал Эрике свои сомнения насчет «Искусства фуги».