Лишь одна музыка

— Ты такой скучный. Если ты такой скучный вечером в пятницу, я и представить себе не могу, насколько ты скучный вечером в понедельник.

— Ну, тебе и не придется это представлять. В понедельник мы едем в Льюис, а потом в Брайтон.

— Квартет. Квартет. Фу. — Виржини пинает меня.

Через какое-то время она задумчиво говорит:

— Я так и не встретилась с твоим отцом. А ты так и не захотел познакомиться с моим, даже когда он был в Лондоне.

— О, Виржини, пожалуйста, я хочу спать.

— Твой отец не бывает в Лондоне?

— Нет.

— Тогда я поеду с тобой в Рочдейл. Мы поедем на моей машине на север Англии.

У Виржини маленький «форд-ка», покрашенный металлической краской в цвет, который она называет цветом «черной пантеры». На этой машине мы выезжали на короткие прогулки в Оксфорд и Альдебург. Когда я веду, она настаивает на «поверни там», имея в виду «здесь». Это приводит ко многим объездам и перепалкам.

Виржини очень горда своей машиной («живая, шустрая, изящная», как она ее описывает). Она страстно ненавидит все машины с полным приводом, особенно после того как висящее на одной из них колесо сделало вмятину на капоте ее запаркованного «ка». Она ведет машину с талантом и воображением, обычно отсутствующими в ее игре.

— Почему-то я не представляю тебя в Рочдейле, — говорю я, немного грустя, возможно, потому, что теперь и себя-то я там не особенно представляю.

— А почему? — спрашивает Виржини.

— Магазины без шика. Нет красивых шарфиков. Ты будешь газелью на цементном заводе.

Виржини приподнимается на подушке. Со жгучими глазами черной пантеры, с черными волосами, падающими на плечи и ниже на грудь, она выглядит восхитительно. Я ее обнимаю.

— Нет, — говорит она, сопротивляясь. — Что ты про меня думаешь? Тебе кажется, что меня интересует только хождение по магазинам?

— Нет, не только хождение по магазинам, — говорю я.

— Я думала, ты хочешь спать, — говорит она.

— Да, но это не про то. И вообще: что значит плюс-минус десять минут?

Я открываю ящик тумбочки.

— Ты очень практичен, Майкл.

— Мм, да... нет, нет, Виржини, не надо. Не надо. Прекрати. Просто перестань.

— Расслабься, расслабься, — она говорит, смеясь, — щекотно, только когда ты напряжен.

— Щекотно? Щекотно? Ты меня кусаешь и думаешь, что мне щекотно?

Виржини разбирает смех. Но этот смех, вместо того чтобы отвлечь, только сильнее меня возбуждает.

После горячего душа в розовой ванне я ставлю будильник.

— Зачем? — сонно спрашивает Виржини. — Завтра суббота. Мы можем проснуться в полдень. Или ты собираешься репетировать, чтобы подать мне пример?

— «Водяные змеи».

— О нет, — говорит Виржини с отвращением. — В этой грязной ледяной воде. Вы, англичане, ненормальные.

1.7

Я одеваюсь в темноте, чтобы не разбудить Виржини, и выхожу на улицу. Она живет на южной стороне Гайд-парка, я — на северной. Идя от нее однажды ледяным пятничным утром, я заметил пару голов, болтающихся на поверхности озера Серпентайн. И спросил ближайшую ко мне голову, чем она там занимается.

— Чем, по-вашему, я тут занимаюсь?

— Плаваете? Но почему?

— Почему бы и нет? Присоединяйтесь. Мы здесь плаваем с тысяча восемьсот шестидесятого года.

— В таком случае вы молодо выглядите для своего возраста.

Пловец засмеялся, вылез из воды и встал, дрожа, на берегу — лет двадцати, примерно моего роста, но несколько мускулистее. Он был в черных плавках и желтой шапочке.

— Не обращайте на меня внимания, — сказал я.

— Нет-нет, я и так вылезал. Три-четыре минуты при такой температуре достаточно.

Он обхватил себя, совсем красный от холода — цвета омара, как сказала бы Виржини. Когда он вытерся, я посмотрел на мутное мелководье Серпентайна.

— Полагаю, его чистят? — спросил я.

— О нет, — сказал веселый молодой человек. — Его хлорируют летом, но зимой здесь никого, кроме нас, «Водяных змей», нет, и мы должны были бороться с администрацией парка, с Министерством здравоохранения, с Советом и еще бог знает с кем, чтобы сохранить право тут плавать. Надо быть членом клуба и подписать, что понимаешь риски для здоровья, из-за крысиной мочи и гусиных какашек, и тогда можно плавать с шести до девяти утра каждый день.

— Звучит сложно. И неприятно. Все это в стоячем пруду.

— О, нет-нет-нет, он не стоячий — он течет под землей в Темзу. Я бы не волновался. Каждый из нас в какой-то момент наглотался воды, и никто пока не умер. Просто подходите завтра утром в восемь. По субботам мы соревнуемся. Я плаваю по пятницам и по воскресеньям тоже, но это скорее отклонение. Да, кстати, меня зовут Энди.

— Майкл. — Мы обменялись рукопожатием.

Трусившая мимо пара бегунов уставилась в изумлении на Энди, потом продолжила свой путь.

— Вы профессиональный пловец? — спросил я. — Я имею в виду, в клубе все такие?

— О, про это не беспокойтесь. Некоторые из нас переплывали Канал, но есть и такие, что с трудом могут доплыть до того желтого буя. Я просто студент. Учусь на адвоката в Университетском колледже. А чем вы занимаетесь?

— Я музыкант.

— Ничего себе! А на чем играете?

— На скрипке.

— Прекрасно. Ну, плавание — наилучшее упражнение для рук. До завтра.

— Насчет завтра — не уверен, — сказал я.