– Что ж, приятно познакомиться, Джоакин Ив. А мы, значит, называемся…
Копейщики сообщили имена, и старший спросил:
– А Печальный Холм – это, брат, где? В какой части Альмеры?
– Не в Альмере. Здесь, в Пути. Знаете Холмогорское епископство?..
– Хо! Знаем, чего не знать! Стало быть, ты нам земляк?
– Вроде того.
– Потому и спрашивал, не тронули ли северяне Холмогорье?
– Потому.
Солдаты переглянулись меж собою. Старший снова спросил:
– А вот Ив Ханна – это тебя по матери и по бабке?
– Так и есть.
– Ты лорденыш?
– Сын рыцаря.
– А сам как – рыцарь, сквайр?
– Нет. Простой путник.
– Вассальную присягу давал?
– Нет.
– То есть, ты не лорд и не вассал, и не рыцарь, и не сквайр?
Путник раздраженно сверкнул глазами:
– Да что ты прикопался? Я же сказал: нет, простой парень! Коли тебе сквайра подавай, то иди ищи сквайра! Сам же меня за стол позвал…
Копейщик широко улыбнулся:
– Нет, брат, совсем наоборот! Сквайры и рыцари нам не нужны, а простой парень из Холмогорья – как раз в пору!
Неуклюжим движеньем он смахнул с лавки плащ бродяги вместе со спрятанным кинжалом. Путник вспрыгнул на ноги, и тут же поднялись двое солдат, схватили копья.
– Видишь, какая штука, – сказал старший. – По приказу его светлости Лабелина мы набираем крестьян в ополчение. Защищать, брат, нашу столицу от мерзлых задниц. Восьмерых парней сегодня уже взяли, а нужно десять. И ты, брат, нам по всем статьям подходишь: рожден в Холмогорье, службой не занят, присягой не связан, шатаешься без дела. Принимай поздравления, Джоакин Ив Ханна: отныне ты – боец пехоты его светлости.
Стрела
В октябре 1774 года дороги, ведущие с севера Южного Пути, от Близняшек, на юг, к Лабелину и Землям Короны, заполнились людьми. Война всполошила их, согнала с насиженных мест и бросила в странствие. Многие вольные крестьяне, имевшие клочок земли да какое-никакое хозяйство, предпочли остаться, несмотря на войну. Жили при лордах-путевцах – глядишь, и под северянами выживем. А идти – куда? Можно подумать, нас где-то ждут с хлебом-солью… Но немало нашлось и тех, кто рассудил иначе. Жизнь и так – одна беспросветная пашня, а тут еще война. Путевцы, северяне… потом, глядишь, еще искры явятся. А кто бы с кем ни бился, страдать все равно нашему брату – крестьянину. Коли не убьют и не ограбят, то заберут в войско. Ну ее во тьму, такую жизнь! И люди пускались в странствие, надеясь найти места, не тронутые войною.
На свою беду, нищие крестьяне в худых башмаках, отягощенные пожитками, шли куда медленней, чем вымуштрованные, закаленные солдаты северного герцога. Получалось, что беженцы двигались по следам наступающего войска и вместо того, чтобы спастись от войны, приходили как раз туда, где она бушевала с полной силой. Приближаясь к городу Дойлу, беженцы все чаще слышали от местных крестьян:
– Куда вы претесь, баранье стадо? Дойл в осаде, северяне под стенами!
Но беженцы продолжали идти, переговариваясь меж собой:
– Ты был в городе?
– Я-то нет, а вот кум жены – тот бывал… Ох и крепкие стены в том Дойле! Не по зубам мятежнику. Глядишь, обломает клыки да уберется.
Ближе, когда до города оставалось миль двадцать, слухи сделались страшнее:
– Нетопыри взяли Нижний Дойл. Горожане с маркизом заперлись в замке, а кто не успел – достался северянам.
И беженцы думали: не свернуть ли от греха подальше? Но куда тут свернешь: дорога одна, по сторонам – поля, раскисшие от ливней, грязища по колено.
– Как-нибудь обойдется, – говорили себе и брели дальше. – Мы люди нищие… Чего с нас взять? Что можно было – уже те, прошлые лорды взяли…
Но в дне пути от Дойла услыхали они и вовсе жуткое:
– Не ходите туда, братья. Худо там. К северянам примчал сам герцог и велел город сжечь, а всех пленных убить.
– Как – сжечь?.. Как – убить?..
– А вот так. Озлобился, что город долго стоял против осады. Не ходите, братья: одно пепелище найдете да воронов на трупах.
Беженцы садились на обочине и принимались крепко думать. Но сколько ни размышляли, выходило одно: идти все равно надо. От Дойла дорога раздваивается. Мятежник, видать, ушел на юг, к Лабелину, а мы пойдем на запад, к Дымной Дали. Там, дадут боги, устроимся как-то. Может, прислуживать наймемся, или на корабли матросами, или батраками станем. На Дымной Дали, говорят, нет войны – хорошо там… Но Дойл все равно придется пройти. Иначе никак.
И, скрепя сердце, люди брели по дороге, каждый час ожидая увидеть дымки над руинами города и стаи стервятников в небе. Но вместо этого их глазам представало совсем иное, поразительное зрелище.
Сперва над горизонтом восставал замок, серым клыком впившийся в небо. То был Верхний Дойл – не тронутый смертью, вполне целый. А потом беженцы выходили на странное поле. Все вокруг, насколько хватало глаз, заполнено было шатрами, флагами, блеском доспехов, конским ржанием, звоном молотов, разноголосицей команд…
– Святые Праматери!.. Прямо в лагерь нетопырей вперлись!..