Лишь одна Звезда. Том 2

Он опускает серебряный поднос на стол. Методично и небрежно, как всегда, расставляет блюда, раскладывает приборы. На столе появляется фарфоровое блюдце с ломтями хлеба, чаша с гусиным паштетом, мисочка салата из ревеня и сельдерея, тарелочка с крохотным омлетом из перепелиных яиц под пряным сыром, а также грубая стеклянная банка. Последняя резко выделяется и манит взгляд. Менсон придвигает ее поближе, чтобы рассмотреть. Внутри банки — громадный черный паук на шести мохнатых лапках. Он топчется среди клочьев паутины и меланхолично жует что-то, а может, просто шевелит челюстями. Возможно, это помогает ему размышлять.

— Загляни снизу, — советует Форлемей. — У него крест на брюхе.

Менсон следует совету. Действительно, на животе насекомого белый косой крестик, как буква Х.

— Ну и мерзкий, правда? — говорит адъютант. — Принес тебе посмотреть, чтобы ты убедился. Только в джунглях и водятся такие твари! И можешь себе представить — тут, в Бэссифоре, все любят пауков.

Менсон отодвигает банку и нехотя принимается за еду, а Форлемей ведет рассказ:

— Ты вчера уже спал, когда герцог Литленд повел их величество со свитой смотреть Гордона. Гордон — это тоже паук, у него есть имя, вообрази! Он живет в старой башне, у него целая своя ниша в стене. Сплошь затянута сетью, да еще в три слоя. Гордон сидит с краю, и он намного больше этого, что в банке. Огромный, как жирная мышь, или даже небольшая крыса! Вот не шучу, такой и есть!

Менсон запихивает в себя салат и ломтик хлеба с тончайшим слоем паштета. По утрам никогда нет аппетита, а сегодня хуже обычного. Менсон два дня праздновал триумф Адриана, а на третий сплоховал. Сбежал из-за стола с отчаянной болью в животе, скрючился под одеялом и промучился несколько часов, пока не уснул. Сегодня боль притихла, но напоминала о себе, прохаживалась холодком по кишкам.

— И вот герцог Литленд сказал: Гордон, дескать, самый старый паук в замке. Ему никак не меньше пятнадцати лет. Литленд свел с ним знакомство одиннадцать лет тому, когда по ошибке забрел в старую башню. Гордон уже тогда был больше маслины. Литленд сказал, что паук — символ мудрости и проницательности. Наблюдай за пауками, и поймешь, как устроена держава. Так сказал герцог Литленд, и все ему поверили. С тех пор в замке любят пауков и пестуют, как домашних животных. Вот как обезьянок или кошек! Ты можешь представить?!

Менсон может представить себе нечто куда более занятное. Покойный император Телуриан, бывало, держал людей в качестве домашних животных. Своего младшего брата, например. С тою лишь разницей, что не нашлось банки, достаточно большой для человека. И никто, конечно, не называл Менсона символом мудрости.

— Ладно, — говорит Форлемей, — это я так рассказал, для забавы. Ты скажи, как здоровье? Получше стало?

Менсон, конечно, молчит. Адъютант придирчиво заглядывает ему в лицо, потом оценивает количество съеденного.

— Вид у тебя, надо сказать, не ахти. Зато ешь не меньше обычного, значит, состояние такое, терпимое. Оно и хорошо, ведь тебя его величество вызывают. Если вывернет наизнанку в присутствие владыки, то получится конфуз, а не хотелось бы…

Менсон вздрагивает, резко поднимает голову.

— Но, но, чего всполошился-то! Владыка тебя не срочно вызвал — стал бы я мешкать, если б так. Его величество сказали: «Пускай поест не спеша, а тогда уже веди ко мне». У владыки, если хочешь знать, и без тебя хватает дел. У него на приеме шиммерийский принц, все генералы и леди Катрин. Три дня, значит, праздновали, а теперь совещаются. И я так себе думаю: совещание, видимо, по хорошему поводу. Скажем, награждение или раздел трофеев. Будь что плохое, владыка не откладывал бы до конца пира. Плохое всегда идет безотлагательным порядком. Верно говорю, а?

Ко встрече с императором Менсон надел треххвостый колпак с бубенцами. Все недели похода носил шляпу и чувствовал себя ужасно неловко, будто с него содрали шкуру и натянули чужую. Теперь он улыбался, слушая перезвон. Кажется, бубенцы радовались каждому его шагу.

В коридоре Менсон встретил принца Гектора. Тот только вышел от Адриана и светился так, что Менсону пришлось прищуриться. Что бы ни обещала Корона шиммерийцам за помощь в кампании, она выплатила долг сполна. Поравнявшись с шутом, принц трепанул один хвост его колпака и расхохотался.