Лишь одна Звезда. Том 2

Насколько Джо ориентировался в вечерней мгле, двинулись они к центру лагеря. Кайр не оглядывался, и, вообще говоря, давал парню шансы сбежать. Можно опрометью кинуться меж палаток, свернуть раз, второй, третий — и все, считай, сбежал. Переодеть Джоакина узником никто не удосужился, так что выглядел он как простой солдат, только больно грязный. Кроме Хэммонда, никто не опознает в нем беглеца, даже часовые.

Но Джо не попытался. Даже не потому, что на поясе кайра поблескивали три метательных «пера», а просто потому, что не было смысла. Куда бежать-то? А главное — зачем?.. С детства мечтал в Ориджин, потом мечтал в Альмеру… Но вот они здесь — и Альмера, и Ориджин. А Южный Путь — под ногами. Если тут дрянь, то где будет лучше?..

Пришли. Часовые отсалютовали Хэммонду, впустили в огражденную частоколом сердцевину. Обошли несколько шатров, пришли к белому квадратному — незнакомому, ориджиновский был вишневым. Внутри шатра горел огонь, выпуская дым в отверстие крыши.

— Разденься, — сказал кайр.

Джо чуть не ляпнул снова: «Зачем?» Скинул одежду, вмиг покрылся гусиной кожей. Кайр оглядел голого парня, тщательно перебрал и прощупал тряпье. Он искал не просто оружие, а любую металлическую мелочь: гвоздь, шпильку, кусок кольчужной проволоки, оловянную ложку. Не найдя ничего, буркнул:

— Одевайся и слушай. С какой-то тьмы миледи пожелала тебя увидеть. Причем, наедине. Миледи — не робкого десятка, к тому же вооружена. А ты — всего лишь путевец. Но если все же чего-то себе надумаешь, помни: я тут, у входа.

Кайр откинул полог.

Шатер имел сени, как добротная изба. В сенях Джо замялся, хрипло спросил:

— Миледи?..

— Входите, Джоакин Ив Ханна.

Отодвинув второй полог, он вошел.

В шатре было тепло и светло. Трещали поленья в железной печурке, горели масляные лампы. Леди Аланис сидела, скрестив ноги, на овчиной шкуре, расстеленной у печки. Она оставила лицо открытым и расположилась вполоборота к Джоакину: лампа освещала здоровую щеку, шрам оставался в тени. Одета была не то в свободное платье, не то в нарядный халат. Оторочка из куничьего меха, воротник раскрыт, видны ключицы миледи. Платиновые локоны спадают на шею.

Отчего-то у Джоакина пересохло в горле. Видимо, натоплено слишком жарко…

— Миледи… — повторил он глухо.

Аланис улыбнулась:

— Вы, никак, принимали ванну?..

Он сообразил, что надел только штаны, а остальное тряпье держал комком в руках.

— Ой!.. Простите, миледи…

Попытался с достоинством надеть сорочку. Выронил, подобрел, замялся: сорочка вся была изукрашена жирными земляными пятнами.

— Бросьте, — велела Аланис, — садитесь. Здесь тепло.

Джо поискал глазами отведенное ему место.

— Садитесь на овчину, не бойтесь меня.

Он сел, прижавшись к дальнему от миледи краю. Однако овчина была не слишком велика. Пальцы ноги девушки оказались в дюйме от джоакинова колена. Все дрянь, — напомнил себе Джоакин. И не само по себе дрянь, а из-за нее, из-за этой вот барышни.

Спросил как можно суше:

— Чего угодно миледи?

— Я вспоминала, как мы с вами отнимали лошадей, — Аланис пошевелилась, подол халата сполз, приоткрыв щиколотку. — Вы назвали это забавным приключением. И были правы: теперь мне весело вспомнить. Вы весь такой грозный, лицо — будто герб на щите. «Нам нужны ваши лошади!» И меч к самому носу этого бедняги… а он хлоп — и в обморок. Ну, не забава? А вы сразу так растерялись, чуть меч из рук не выпал. Я говорю: «Найдите деньги», — и вы с той девчонкой только глазами хлопаете. Мол, к кому это она обращается?..

Джоакин отодвинулся и сжал кулаки, пытаясь задушить предательское тепло, родившееся в груди.

— А как думаете, — спросила Аланис, — они продали кольцо? Или хранят как святыню, что чудом свалилась с неба? У кого-то Священные Предметы, а у них — мое колечко. Молятся: «Янмэй Милосердная, сделай так, чтобы все наши несчастья кончались, как тот грабеж на дороге!» Садятся в телегу и катаются ночами в надежде: вдруг найдется еще герцогиня, которая захочет их ограбить?

Джоакин стиснул зубы, поиграл желваками.

— Миледи, вам угодно предаться воспоминаниям? У меня один случай не идет из головы: «Милый Эрвин, сделайте так, чтобы этого человека не было…»

Отблеск гнева полыхнул в карих глазах.

— Вы меня сильно разозлили, Джоакин. Вам всегда это на славу удается. Можно подумать, вам счастье, когда я в ярости.

— Вы сказали, что я лгу.

— А вы и лгали!

Джоакин потупился.

— Я хотел вам добра. Говорил так, с преувеличением, чтобы расположить к себе Ориджина… А вы на меня даже не взглянули!

— Милейший сударь, — холодно сказала герцогиня, поправив подол, — если желаете предаться обидам, то займитесь этим позже, в одиночестве. Будто мне дел других нет, как слушать ваши жалобы! Не затем позвала.

От ее слов обида только усилилась. Парень хмуро буркнул:

— Так зачем звали?

— Я задолжала вам и хочу вернуть. Помню, что деньги вам не в радость, и предлагаю иное. Идите ко мне на службу.

— Собачонкой?.. — не сдержался Джоакин. На диво, Аланис стерпела.