Лишь одна Звезда. Том 2

— Воином личной охраны, гвардейцем. Не могу дать вам рыцарский титул, но положением вы не уступите никакому рыцарю. Вы будете служить наравне с лучшими кайрами, обедать за их столом, получать такое же жалование. А сегодня дам пятьдесят эфесов, чтобы вы приобрели доброго коня и достойную амуницию. Что скажете?

Предложение свалилось, как обух на голову. Оглушенный парень никак не мог понять: издевка ли это, испытание ли? Если испытание, то каков правильный ответ?..

— Я служу герцогу Ориджину, миледи.

— Я побеседовала с Эрвином. Он согласен уступить вас мне… Хотя, конечно, ему будет сложно пережить такую потерю.

— Снова насмехаетесь? — краска бросилась парню в лицо. — Теперь понятно: вам нужен шут, а не рыцарь! Вот на какую службу зовете!

Она рассмеялась.

— Простите, сударь, но по правде, вы смешны. Весь такой серьезный, важный, доблестный — и при этом ничегошеньки не понимаете! К тому же, прескверно воспитаны. Дважды вы больно меня оскорбили и даже не осознали этого, потому не удосужились просить прощения. Но, сударь, вы спасли меня — это также правда. И вы преданны мне, как никто другой. Вот причина, по которой хочу взять вас на службу.

Джоакин облизнул сухие губы. Горечь, только что переполнявшая его, схлынула враз. Оказывается, Аланис способна признать свои ошибки. Черт возьми, это мало кто может!

— Миледи… — начал он и поискал слов, чтобы ответить наиболее достойным образом.

Аланис неверно истолковала паузу:

— Отказываетесь? Ваша ненависть ко мне слишком сильна, чтобы служить под моим началом?..

— Нет, миледи! Я согласен, — поспешно ответил Джо.

— Очень рада.

Аланис протянула руку, он поцеловал.

— Позовите Хэммонда, я распоряжусь обо всем.

И тут Джоакин понял, что не может встать. Вокруг Аланис была очерчена невидимая сфера футов шести в поперечнике, и покинуть пределы этой сферы никак не получалось.

— Миледи, не нужно ли вам… чего-нибудь?

— Благодарю вас, я всем довольна.

— Подкинуть в печку дров?

— Здесь и без того жарко.

— Тогда может быть… налить вам вина?.. Принести еды?

Аланис устало улыбнулась.

— Я так утомилась за день, что ничего не хочется. Поговорю с кайром и лягу спать.

— Когда мы реквизировали коней… — Джо подвинулся, ткань его штанины коснулась ноги миледи. — Я тогда смотрел на вас и думал: вот истинная внучка Агаты. Никто не может противиться вашей воле. Мы легко могли обойтись без оружия: вы просто приказали бы — и путники отдали бы все, что угодно!

— Благодарю вас, это очень мило.

Аланис поднялась, и невидимая сфера лопнула. Джоакин встал следом.

— Доброй ночи, сударь. Не забудьте позвать кайра Хэммонда.

И Джо покинул шатер.

Вышел в ночь, увидел икса, несущего вахту у входа. Впервые обратил внимание, что герцогский пес на два дюйма ниже Джоакина.

— Кайр Хэммонд, — отчеканил парень, выпятив челюсть, — герцогиня велела вам зайти.

Икс не нашелся с ответом. Уставился на Джоакина, почесал затылок и исчез в шатре.

Мысль, что заполняла звучанием голову парня, была теперь такова: «Наконец-то я на правильном месте. Тьма вас всех, я добился своего!»

Перо

Ноябрь 1774г. от Сошествия

Море Льдов; Запределье

За три недели плавания Ворон Короны почти обрел право сказать почти честно: «Я освоился с морем». Его тошнило не чаще раза в сутки, он передвигался по палубе, почти не сбиваясь с прямой линии, и практически не чувствовал себя лжецом, когда с улыбкой говорил парням:

— Морская болезнь? Вы о чем? Да я здесь как у Софьи за пазухой!

Однако тут кое-что изменилось.

Странное облако окутало суда. Повисло над палубами, забралось в каюты, камбузы, кубрики, трюмы. Оно было невидимо, но весьма ощутимо: облако вползало под кожу мерзким липким морозцем. Перебирало кости, поглаживало кишки. Хотелось укутаться плотнее, зажечь яркий свет, выпить орджа. Громко пошутить и тупо заржать, во всю глотку затянуть матросскую песню — из самых вульгарных. Была бы девка — взять бы за сиськи да помять посильнее…

Флотилия шла на восток. Берег все так же змеился: то отпадал вглубь материка заводями, то выступал мысами. Там росли низкие и гнутые деревца, жались к земле, будто лишайник. Порою сменялись мутными плешами — то Мягкие Поля подступали близко к морю. Скверные земли. Добрые луга весною зелены, летом желты, осенью черны. Здесь ни то и ни другое, а что-то среднее: цвет мешковины с прозеленью. Цвет гнили, цвет мертвеца, вынутого из могилы.

Никто больше не играл в кости. Матросы на вахте хмуро молчали. Сменившись, шли в кубрик, садились пить. Пили с мрачной деловитостью, без лишних слов. Порою кто-то бросал шутку, и все принимались гоготать. Неуместно громкий смех утихал так же внезапно, как начинался: будто выключили искровую лампу. Начинали петь — голоса распадались: кто-то надсадно орал, кто-то скатывался в хрип.