Читаем Лишь шаг до тебя полностью

Мама уже объяснила нам, что поначалу она хранила секрет о Вивьен, потому что мы с Хьюго были слишком маленькими и не могли понять вред, который та причинила семье, но чем старше мы становились, тем тяжелее маме было затрагивать болезненные воспоминания. «Копаться в прошлом иногда слишком болезненно», – сказала мама. Папа поддержал ее: «Пусть уж все идет так, как идет».

Мне хотелось возразить им, что мы с Хьюго хотя бы имели право знать, что у нас есть тетка; но ведь я видела, как расстроил маму предстоящий визит Вивьен. Я попробовала представить себе, как кто-то по разгильдяйству, сев пьяным за руль, убил Хьюго. Я бы не смогла простить этого человека. Но теперь все начало проясняться. И слова деда Артура «Она должна была бы сидеть вместе с нами» в Рождество. И мама, не прикасающаяся к спиртному. «Джина, ты не Вивьен», – сказал тогда папа.

Но папа все же смог рассказать нам с Хьюго эту историю чуть поподробнее. Выйдя из тюрьмы, Вивьен не смогла жить в Англии, тяжелые воспоминания давили на нее. И она бежала от них в Америку.

– Как? Почему? Все это было так загадочно и трагично!

– Я ничего точно не знаю, Полли, так что не задавай вопросов, – взмолился папа. – Просто нужно, чтобы сегодняшний день прошел гладко, без драм.

За ланчем мама не может есть. За час до прихода Вивьен она, нервничая, то и дело поправляет шторы. Папа старается держаться спокойно и говорит, что пойдет смотреть по телевизору теннис. Он готов сутками смотреть Уимблдон. Мы с Хьюго не знаем, чем нам заняться; чтобы убить время, идем гулять к озеру. Я выкуриваю парочку сигарет. Хьюго просит, чтобы я дала ему попробовать. Делает затяжку, страшно кашляет.

– Полли, это же гадость! Все равно что есть из ведра с отбросами.

За пять минут до приезда тетки мы с Хьюго чинно сидим на диване, словно образцовые дети. После прогулки мама заставила меня сменить джинсы на легкое платье.

– Пожалуйста, Полли, причешись, – велела она, после чего рявкнула Хьюго, чтобы он подтянул штаны.

Папа помогает маме готовить чай. Я слышу, как звякают на подносе чашки и блюдца. Мама решила поставить на стол свой лучший фарфор. Как выглядит Вивьен? О чем мы будем беседовать? Расстроит ли маму этот визит? Я грызу ноготь на большом пальце – мне уже не в кайф знакомиться с теткой. Понравится ли она мне? Да и должна ли она мне понравиться после всего, что она сделала?

Мы слышим звук приближающегося автомобиля. Я выглядываю в окно и вижу такси, остановившееся возле двери дома. У меня бешено колотится сердце. Хьюго сжимает мне руку, и я радуюсь, что в этот момент мы с ним рядом. У нас маленькая семья, с папиной стороны есть только тетя Лин, но мы видим ее очень редко. Мы не привыкли к визитам родственников, и уж тем более тетки, которая убила маминого брата и собственного сына и потом оказалась за решеткой.


Вивьен входит в дом следом за мамой. На ней кремовое летнее платье; широкий кожаный пояс с золотой пряжкой подчеркивает ее тонкую талию. Мы с Хьюго встаем, ведь сейчас мама нас представит.

У нее загорелые руки, украшенные браслетами; длинные темные волосы падают на спину. Не то, что у мамы с ее короткой практичной стрижкой. Вивьен секунду колеблется, потом делает шаг ко мне. Никто не говорит ни слова, в конце концов мама бормочет: «Это Полли».

Вивьен проводит ладонью по волосам. На ее лице нет никакой косметики, кроме темно-красной помады. Еще я отмечаю, что у нее в каждом ухе по два кольца. Я парализована. Я просто стою и таращу глаза на эту красивую женщину, похожую на цыганку. Она хватает меня за руку и глядит мне в глаза. Потом, к моему изумлению, начинает плакать, и я не знаю, куда мне глядеть.

– Как глупо, – бормочет она, утирая слезы. – Я всегда была плаксивой старой коровой. – Она уже смеется, не отрывая от меня светло-карих глаз. – Просто… – Она поворачивается к маме. – Так приятно быть здесь.

Мама сухо кивает, словно на деловой встрече. Они ну поразительно разные, а меня притягивает ее тепло, несмотря ни на что. Вивьен вовсе не такая, как я ожидала, не ужасная особа, о которой говорила мама.

Вивьен подходит к Хьюго.

– Я так много слышала про тебя, – говорит она. – Твоя мама говорит, что ты хороший лыжник.

Хьюго кивает.

– Моя школа выбрала меня, чтобы я тренировался и участвовал в Параолимпийских играх и в Чемпионате мира, – с гордостью сообщил он. – Я все время тренируюсь на сухих лыжных склонах.

– Когда я жила в Лос-Анджелесе, я каталась там на горе Болди[4].

Хьюго хихикает, и Вивьен говорит нам, что ее тоже смешит название.

Хьюго показывает шрам над глазом.

– Мне зашивали. Я люблю кататься быстро, иногда даже слишком быстро.

Я гляжу на маму, такую строгую и напряженную. Она не может сидеть неподвижно и ерзает, словно мы с Хьюго на проповеди в церкви. Папа наливает всем чай и говорит Вивьен, что я испекла кофейный торт с грецкими орехами.

– Ты любишь готовить, Полли? – спрашивает она.

Я киваю с энтузиазмом.

– Она очень хорошо готовит, – добавляет мама.

Я впервые слышу ее комплимент в мой адрес, и у меня кружится от гордости голова.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Раковый корпус
Раковый корпус

В третьем томе 30-томного Собрания сочинений печатается повесть «Раковый корпус». Сосланный «навечно» в казахский аул после отбытия 8-летнего заключения, больной раком Солженицын получает разрешение пройти курс лечения в онкологическом диспансере Ташкента. Там, летом 1954 года, и задумана повесть. Замысел лежал без движения почти 10 лет. Начав писать в 1963 году, автор вплотную работал над повестью с осени 1965 до осени 1967 года. Попытки «Нового мира» Твардовского напечатать «Раковый корпус» были твердо пресечены властями, но текст распространился в Самиздате и в 1968 году был опубликован по-русски за границей. Переведен практически на все европейские языки и на ряд азиатских. На родине впервые напечатан в 1990.В основе повести – личный опыт и наблюдения автора. Больные «ракового корпуса» – люди со всех концов огромной страны, изо всех социальных слоев. Читатель становится свидетелем борения с болезнью, попыток осмысления жизни и смерти; с волнением следит за робкой сменой общественной обстановки после смерти Сталина, когда страна будто начала обретать сознание после страшной болезни. В героях повести, населяющих одну больничную палату, воплощены боль и надежды России.

Александр Исаевич Солженицын

Проза / Классическая проза / Классическая проза ХX века