Лишь шаг до тебя

Он вновь и вновь повторяет эти слова, которые мне так нравилось слушать когда-то. Но теперь я еще никогда не ощущала себя такой одинокой и опустошенной.

25

Утром в понедельник Джим, Бен, Нелли и я отвели детей в школу и теперь сидим за нашим обычным угловым столиком в «Ромашке». Джим выглядит усталым. По его словам, у него был адский выходной. Все началось вечером в пятницу, когда ему пришлось пойти с женой на корпоратив.

– А чем она занимается? Я что-то забыл, – говорит Бен.

– Она юрист.

– Что же было ужасного в пятницу? – спрашиваю я.

– Такие корпоративы – это тесты на выживание. – Джим помешивает чай. – Тамошние мужики считают меня скучным стариком, домашним папашей.

– Я уверена, что это не так, – возражаю я, хотя допускаю, что так и есть.

– Считают, считают. Я буквально слышу их мысли: «Господи, о чем мы говорим с этим фриком?»

– Погляди на меня, – вмешивается Бен. – Если бы многие из тех парней, с кем я работал, увидели, как я гуляю с Нелли и пью чай, пахнущий, – он поднимает кружку, нюхает, – компостом!.. они бы подняли меня на смех. Но мне плевать.

Джим кивает.

– Я знаю, что нужно быть выше этого и не переживать, но трудно не раздражаться, когда к тебе подходят и говорят: «Я бы не смог переменить подгузник», а один даже похлопал меня по спине со словами: «Где твой фартучек, Джимми?»

– «Если б он был у меня, я бы тебя придушил им», вот как надо было ответить, – возмущаюсь я, насмешив Бена.

– Я просто посмеялся, но мне очень хотелось сказать ему: «Знаешь, приятель, я могу делать твою работу, стоя на голове, а вот сможешь ли ты – мою?»

Потом Джим рассказывает нам, что Тео, его младшего, тошнило все выходные. Первый раз у рыбного прилавка в Сэйнсбери; второй раз у кассы. Он кое-как довез Тео и Мэйси до дома, но Тео тошнило и в машине. Просидев день дома, они взбесились, и Мэйси чуть не убила брата игрушечной скалкой.

– Бедняга, я сочувствую тебе, – говорю я. – Где же была Камилла?

– В офисе. Обычно она не работает по выходным, но тут у нее был аврал.

– Ты хотел бы снова с ней поменяться? – спрашивает Бен.

– Нет. Мне только не хватает хотя бы небольшого признания моих заслуг. Я знаю, что мамы испытывают то же самое, так почему люди героизируют мужчин, которые делают такую же работу, но… впрочем, хватит нытья, – говорит он, когда звонит мой мобильный.

Я лезу в сумочку. Опять какой-то непонятный номер.

– Алло? – Пауза. – Алло?

– Что? – спрашивают Бен и Джим, когда я нажимаю «отбой».

– Иногда случаются вот такие звонки. Вероятно, ничего особенного, – отвечаю я, стараясь скрыть свою озабоченность, и кладу телефон на стол. – Что ты говорил, Джим?

– Что за звонки? – спрашивает Бен.

– Там отключаются. Впрочем, это было лишь несколько раз…

– Ох, слушай, я получаю кучу звонков от ненормальных, – говорит Джим. – Там и свистят, и дышат, и просто молчат. Скучают люди, вот и бесятся.

– Полли, а ты сама не пыталась позвонить по этому номеру? – говорит Бен.

– Пыталась. И ничего. Там никто не отвечает. Скорее всего Джим прав – кто-то хулиганит либо ошибается номером.

– Наверняка, – кивает Бен.

– Бен, ты, наверное, идешь сегодня на концерт Хьюго? – спрашивает Джим, меняя тему.

Когда у меня снова звонит мобильный, Джим и Бен резко замолкают и смотрят на него. Я вижу на дисплее имя мамы и испытываю огромное облегчение.

Хьюго выступает в церкви Святого Петра, оранжевом здании на Ноттинг-Хилл. «Я хочу познакомиться с твоим так называемым другом, с которым ты проводишь так много времени», – сказал мне на днях Хьюго.

Бен ждет у входа и не сразу узнает меня, когда я появляюсь в платье и на каблуках. На мне простое красное платье с длинными рукавами и мелкими пуговицами.

– Ты хорошо выглядишь, – говорит он, снимая темные очки. – Мне нравятся твои… – Он снова пристально смотрит на меня, словно не понимая, что я с собой сделала. – Твои волосы, – решает он. – Да, нравятся.

– Спасибо. Ты тоже хорошо смотришься. – Я показываю жестом на его бледно-розовую рубашку и темный пиджак.

Он усмехается и подает мне руку.

– Знаешь, Бен, вообще-то ты очень красивый, когда улыбаешься.

В церкви гул голосов. Мы проходим вперед и садимся на скамью рядом с пожилой парой.

– Сколько времени длится концерт? – Бен смотрит программку с «Реквиемом» Моцарта.

– Не меньше трех часов, это если без перерывов и молебна в конце.

Он поворачивается ко мне, на лице протест, но тут же видит мою улыбку.

– Тебя так легко поддразнить, Бенджамин! – говорю я.

У боковой стены церкви стоит группа слепых певцов, у всех черные галстуки-бабочки. Они готовятся занять свои места. Хьюго говорит мне, что перед концертом их руководитель всегда кипит и бурлит и неизвестно каким чудом размещает всех на сцене.

Под разговоры зрителей оркестранты садятся перед пюпитрами и принимаются настраивать инструменты. Хористы поднимаются цепочкой на сцену, держа в руках нотные папки.