Лишнее золото. Без права на выбор

Ухожу влево, разворачивая тело боком, и рву пистолет из кобуры. Выстрел! Мягкий толчок отдачи — и староста дергается. У «сорок пятого» мягкая отдача. Это вам не резкая люгеровская «девятка». Только в дешевых детективах с мягкими обложками сорок пятый «лягается как слон». Еще два быстрых выстрела — и тело валится на землю. Бесформенно и мертво. Как мешок с навозом. Делаю шаг и чувствую боль в ноге. Твою мать! Этот придурок успел перед смертью не только нажать на спусковой крючок и выстрелить, но даже попасть. Снайпер придурочный! Выпущенная им пуля угодила в шлейку набедренной кобуры и ушла в сторону, распоров мясо на внешней стороне бедра.

Его попутчик, тот самый, с кожаной папкой, смотрит на убитого старосту. Большими, круглыми от удивления глазами. Смотрит — и прижимает к груди папку с документами, словно загораживается ей от пули. Вот идиот! Я даже и не думал в него стрелять. Он-то здесь при чем?

«Разбор полетов» был коротким. Мне повезло — все происходившее на улице видела семья поселенцев, живущих по соседству. Кстати, они даже удивились — какого дьявола я так долго уговаривал старосту? По словам мужчины, стрелять надо было раньше. Так или иначе, но в поселке придется проводить новые выборы. Хотя… это уже дела поселенцев. На решение Демидова уйти из поселка эта смерть не повлияет.

— Видишь, с кем приходится работать? — кивает Демидов и горестно отмахивается. — И вот таких идиотов в поселке — больше половины. А ты еще спрашиваешь, почему мы уходим… Потому что большинству нужна не свобода, а царь. Добрый и глупый. Добрый — чтобы разрешил пить и воровать. Глупый — чтобы не спохватился и не начал расстреливать. Допустит несколько таких придурков, как староста, к кормушке, а те недолго думая поставят вертухаев, чтобы остальные пахали на чужого дядю. Задавят — и заставят пахать. На Орден. И назовут это дело дерьмократией, мать их так…

— Ладно, не кипятись. Все хорошо, что хорошо заканчивается.

— Дырка в ноге — это хорошо? А если бы во лбу? Оно тебе надо?

— Закопали бы…

— Его бы точно закопали. Живьем, — добавляет Демидов. — Но и тебя бы похоронили. Эх, дела наши тяжкие…

Рану в бедре залатали. Если честно, я бы и Лену не звал. Чтобы не слушать причитаний и обещаний «пристрелить собственноручно», когда заживет. И не видеть довольную ухмылку Шайя, сопровождавшую эти обещания. Карим глубокомысленно кивал и обещал ей помочь, если понадобится. Ленка показала ему кулак и предложила его самого закопать. Прямо здесь, на окраине поселка. В общем, попало всем, включая Джека, который не вовремя сунулся со своими советами…

А через два дня мы ушли на север. Точнее — на северо-восток. Вдоль побережья. У меня на коленях лежит карта с нанесенным маршрутом. Не доходя до уничтоженного форта Ли, мы повернем на север и уйдем в саванну. Ну их к дьяволу, этих вольных бродяг с автоматами!

За несколько часов до нашего отъезда поселок покинули Аверьянов и Демидов со своими парнями. Вместе с ними ушли двадцать человек из числа русских поселенцев. Четверо — на грузовике, а остальные — на вельботах, вдоль берега.

Мы довольно тепло попрощались с мужиками — и разбежались. Каждый по своей дороге. Кто на запад, кто на восток. Так часто бывает. Ничего; как выразился Аверьянов: «Бог даст, еще свидимся!»

Мне пришлось пересесть в машину Козина. С раненой ногой не попрыгаешь, а головной дозор часто останавливается. Ладно, потерплю немного.

И опять потянулась эта бесконечная дорога. Между оврагов и валунов. Пыль, солнце и жара. Ничего не меняется. Уже знакомые пейзажи и вешки, сделанные из пустых бочек. Когда мы проезжаем бочку с номером двадцать три, Саша невольно морщится. Видно, не забыл ту ночь. «Ночь ножей и перерезанных глоток», — как выразился Карим.

— Ну и дорога! — выругался Шайя, когда вечером мы остановились на привал. — Тьфу! Скучно, как в католическом монастыре. Был бы девушкой — в пути и заняться нечем…

— А ты был в католическом монастыре? — живо интересуется Эндрю, открывая банку консервированных бобов с мясом.

— Карим! — хором возмущаются Настя и Лена. — Ты — и монастырь? Побойся Бога!

— А как же, — важно кивает Шайя, — был, конечно. В женском. Вместе с Медведем. Только нас оттуда выгнали. За профессиональную… — он назидательно поднимает указательный палец, — за профессиональную непригодность.

— За какую? — Саша Козин от смеха заваливается на спину и долго ржет. — Анальную?

— Ну вас к дьяволу, парни! Ничего не понимаете в святых вещах и мощах, — отмахивается Карим. — Нет в вас должного почтения к святой римско-католической церкви. Тьфу на вас, мерзкие богохульники…

Джерри сидит неподалеку от нас и презрительно морщится, слушая наши грубые, как он говорит — казарменные шутки.