Лишняя. С изъяном

Разочарование оказалось слишком сильным. Я механически приняла чашку из рук Бродерика, отпила, не чувствуя, что чай давно остыл. Понимая мое настроение, жених завернул меня в собственный халат, виртуозно подхватил на руки, даже не расплескав содержимого чашки, и отнес на балкон.

Ткань пропиталась едва уловимым сандалово-мускусным запахом чистого здорового мужского тела. Я незаметно потянула носом у воротника, укутываясь глубже в это защитное тепло. Неужели правда не прогонит с воплями ужаса?

Одинокий деревянный шезлонг не предполагал гостей, поэтому пришлось ютиться вдвоем. Как-то незаметно и логично я оказалась у Салливана на коленях. Мы сидели и смотрели на заходящее солнце. Крошечная студия, как выяснилось, могла похвастаться обширной террасой на всю западную сторону. Море и река полыхали алыми и бордовыми всполохами, смог под нашими ногами лениво шевелился от ветерка с правого берега, будто песочные дюны.

Бродерик молчал уже минут десять, и я потихоньку начинала нервничать.

– Ты давно знаешь этого художника, который у вас в департаменте работает? – озвучила я наконец мысль, которую мусолила уже несколько дней.

Логично же: именно после того, как я эпично покопалась во внутренностях жертвы, да еще и нашла свидетелей при помощи Пэдди, убийства в открытую прекратились. А художества на стене? Я могла поклясться, что в хитросплетениях линий видела спираль Фибоначчи. Не думаю, что обычный неграмотный маньяк с левобережья в курсе, что такое золотое сечение. А вот профессиональный художник – вполне.

И, кажется, жениха моего тоже терзали похожие подозрения, хоть он их и отгонял. Потому что вопроса «А при чем тут живописец?» не возникло. Но Бродерик яростно кинулся на защиту чести и достоинства художника, убеждая, кажется, не столько меня, сколько себя самого.

– Ну что ты! Ричард – прекрасный человек, я с ним уже лет пять знаком. Он мамин портрет писал, в гостиной у нас висит. Покажу потом, отличная работа. Ну, со странностями. Так художники все такие.

Покажет потом? То есть бросать меня прямо сейчас он не собирается?

Всеединый, что мне за глупости в голову лезут?! Мы тут убийцу вычисляем, а я себе мысленно личную жизнь устраиваю. Тьфу!

– А девушка у него есть? Невеста, жена?

– Жены нет, девушки… натурщицы приходят иногда, позируют за деньги.

– Я имею в виду именно личные отношения. Они только позируют или еще что-то?

Салливан густо покраснел.

– Мы не настолько близки с Ричардом, чтобы обсуждать такие… интимные детали.

– Жаль, – пожала я плечами, делая вид, что не замечаю девичьего румянца на щеках капитана.

Краснел он страшно и мучительно, как все рыжие: почти целиком каким-то бордовым оттенком, что плохо сочеталось с веснушками на носу и скулах. Смешной.

– По моей теории, у убийцы проблемы с потенцией, так что если Ричард никого не…

– Так! Я категорически отказываюсь обсуждать… потенцию своих знакомых с моей невестой!

Он запнулся на неприличном слове, но мужественно довел мысль до конца.

Даже не знаю, что меня дернуло подразнить его, но я, не задумываясь, выпалила:

– А свою?

Все еще взъерошенный и красный от своей тирады о неприличном, он был таким милым и домашним, что я совершенно не ожидала от него резких действий. Вроде того чтобы схватить меня за затылок одной рукой, другой – за талию, развернуть и притиснуть к себе так, что между нашими телами и волос бы не прошел.

– Поверь мне, с этим все нормально.

И Броди потерся носом о мою щеку. Я, умудренная опытом женщина, покраснела как невинная девица, которой в данный момент и являлась, почувствовав собственным животом, что там и правда все очень даже хорошо.

Всего-то и надо было повернуть чуть голову – и поцелуй случился как-то сам собой.

* * *

Как ни старался Бродерик отвлечь меня поцелуями от мыслей об убийце и расследовании, ему это не удалось.

Ну, почти…

В какой-то момент мы так увлеклись, что, если бы не махровый, вбитый в него с детства кодекс джентльмена, все произошло бы прямо там, на балконе. Но жених – вроде бы все еще жених, заявок на расторжение помолвки не поступало, по поведению скорее похоже, что он совершенно не против, – с усилием отстранился, чмокнул меня в нос и завернул обратно в халат едва ли не с головой.

Только тогда я заметила, что верх платья расстегнут чуть ли не до талии.

Ай да тихоня рыжий.

Давя довольную усмешку, я поправила корсаж – благо застегивался он для разнообразия спереди – и пристроила голову у Бродерика на плече.

– Ты больше в эту грязь не полезешь, Кати!

Голос его был тверже стали, хоть и несколько хрипловат. Я потерлась носом о его подбородок, втягивая постепенно пропитывающий меня запах. Слышать собственное имя, пусть и искаженное, было безумно приятно, но я не собиралась менять из-за нескольких теплых слов и уютных поцелуев принципы собственной жизни.

Не смеши меня, женишок. Неужели ты и правда думаешь, что твоего запрета достаточно, чтобы меня остановить?

– Я пойду. Внизу ждет Пэдди, – прошептала я ему в шею, с удовлетворением наблюдая, как по коже пробежала дрожь от моего дыхания.