Лишняя. С изъяном

Живя среди монашек, я как-то притерпелась к общему серо-черно-белому стилю. Только попав в вагон, я наконец поняла, что выражение «серая масса» здесь стоит понимать буквально. Дамы из первого и даже второго класса, которых я мельком успела заметить при посадке, сияли и переливались яркими цветами, как экзотические птицы. Те же редкие женщины, что теснились со мной на неудобных скамьях третьего класса, напоминали вылинявшую моль. Все оттенки бежевых, серых и бурых тонов не придавали хорошего настроения хозяйкам платьев, так что ехали мы с постными и мрачными лицами, будто в московском метро в час пик.

Только все сидели.

От нечего делать и чтобы не разглядывать соседей по вагону, — слишком долго мне втолковывали, что пялиться неприлично, преуспели — я чуть повернулась на скамье, благо сидела с краю, и принялась смотреть в окно на проползавший мимо пейзаж.

Да, с привычными электричками не сравнить. Двигались мы медленно и печально — не больше двадцати километров в час. Даже лошади бегают быстрее. Конечно грузоподъемность паровоза и коня несравнима, поэтому понятно, что паровоз выгоднее, но над скоростью инженерам еще работать и работать.

Леса и луга, поросшие диким бурьяном, постепенно сменились на возделанные поля. Мимо проплывали то пятнистые коровы, то забритые по весне и уже успевшие чуть обрасти овцы, и воздух, попадавший в вагон через приоткрытые окошки под потолком, приобрёл отчетливый аромат села со всеми его прелестями.

Моя соседка покопалась в объемной сумке и выудила свернутую хитрым образом тряпицу. Внутри оказался молодой зелёный лук, ломоть хлеба, три яйца и бумажка с солью.

Я покосилась туда только одним глазом, но желудок сразу среагировал неприлично громкой трелью, слышной даже за стуком колес.

— Ты что же, первый раз в поезде? — сочувственно спросила женщина, пытливо оглядывая меня. В платье травницы, которое вполне возможно было старше меня, с потертой торбой через плечо — я не сильно отличалась от прочих пассажиров третьего класса. Приняв глуповатый вид деревенской простушки, я закивала головой.

— Первый, тетенька, как есть первый. Махина-то какая, и едет резво — жуть. Страшно, конечно, попервости-то, но меня в Дорсетте мамка ждёт. Надеюсь, доеду, — я размашисто осенила лоб круговым движением. В местной религии Христа не было, соответственно, и креста со всеми атрибутами тоже. Его заменил круг — символ вечности и Всеединого.

— Доедешь, конечно. На этой линии отродясь аварий не случалось, — кивнула женщина и неожиданно протянула мне уже почищенное, обмакнутое в соль яйцо. — На вот, пожуй, болезная, а то кожа да кости.

— Спасибо, тетенька, — искренне поблагодарила я, принимая угощение. Сил после продолжительного колдовства не осталось ни магических, ни физических, и организм требовал своего. Тем более, яйцо оказалось свежим и очень вкусным.

Натуральное, поди. Без консервантов и отбеливателя, и ни одного лишнего гормона в составе корма снесшей его птицы.

— Лусия меня зовут, — женщина разломила горбушку и предложила мне половину. — К племяннице еду. Она с мужем лавку держат, сладостями торгуют. Рожать ей скоро, первенец, вот и вызвала на подмогу. Тяжело уже кастрюли-то ворочать. А ты к кому, болезная?

Я аж вздрогнула, а потом поняла, что это меня так ласково обозвали за худобу и бледность, а вовсе не кособокость. Осознанным усилием распрямив левую руку, которая уже успела привычно устроиться под грудью, укусила хлеб за хрустящую корочку.

— Я к родителям. Давно не виделись, — расплывчато обозначила я цель путешествия. Отмалчиваться совсем было бы невежливо, но и подробности о себе раскрывать ни к чему. Я и так запомнюсь попутчикам: в моде была конституция булочки, а лицо — «кровь с молоком», так что мой бледный скелетик на общем фоне несколько выделялся.

Ехали мы долго, не меньше шести часов. На поезд я попала с рассветом, а полдень давно уже миновал, когда за окном замелькали домишки, а затем и более солидные дома, похоже, даже многоквартирные.

Мы подъезжали к столице.

Мимо небольших посёлков и городков мы проезжали и раньше, но они заканчивались чуть ли не раньше, чем начинались. А тут сразу понятно, что въезжаем в культурный центр. Поля и фермы появлялись все чаще, потом деревня плавно переросла в город с его узкими улочками и высокими, аж в три-четыре этажа, зданиями.

Когда все засуетились, собирая вещи на выход, я незаметно ссыпала два медяка соседке в корзину. Не люблю быть должной, а добрые люди, как я успела понять, в этом мире редкость. И их надо поощрять.

Из вагона я вышла одной из последних. Перрон находился на расстоянии одной ступеньки. Вокзал бурлил снующими людьми: пассажиры, встречающие, громогласно предлагающие услуги носильщики багажа и извозчики — все смешалось в такую привычную современному жителю мешанину, что у меня от ностальгии навернулись слезы.

Высокий полукруглый свод вокзала с застекленными стенами и поперечными балками напоминал кадр из фильма о старой Европе. Ну очень старой, потому что многоярусные люстры под потолком были явно газовые.