Лишняя. С изъяном

Лампы тоже были привычные, — накаливания — только очень тусклые. Не тянет турбина такое количество приборов. Скорее всего, лопастный аппарат в реке стоит. Хорошо жить около набережной.

Женщина тем временем налила в чистую кружку горячий чай, плюхнула в миску щедрую порцию овсянки — настоящей, на молоке с маслом, а не того ужаса, которым нас в пансионе кормили — и поставила передо мной.

— Садись, поешь. В чем душа только держится, — сама села напротив с похожей кружкой и, подперев кулаком щеку, явно собралась смотреть, как я ем. Мама тоже любила смотреть, как другие едят, вспомнила я неожиданно прошлую жизнь. Она все время сидела на диете, зато в нас с братом все время впихивала всякие вкусности. Хоть так наслаждалась едой, как она объясняла.

Доверия к неожиданно доброй женщине мне это не прибавило. Я уже не ждала от этого мира ничего хорошего. Но еду мне положили из общего котелка и воду налили из того же чайника, что и себе, поэтому можно подкрепиться, а там посмотрим.

Я с жадностью набросилась на еду. Резерв и растущий организм хором просили перестать над ними издеваться, потому что с того яйца с хлебом в моем желудке больше ничего не побывало.

— Тебя как зовут? — женщина наблюдала за мной с видом доброй бабушки, — или тетушки, что ближе по возрасту — но в глазах периодически проскальзывало откровенно хищное выражение. То, что меня не просто так кормят, я уже поняла. Осталось выяснить, сумею ли выкрутиться.

— Хиллари, — я чуть видоизменила имя подруги, чтобы можно было отбрехаться если что. Сегодня же вечером, как только останусь одна, снова изменю лицо. Пусть останусь без резерва, зато никто не опознает. Поэтому в том числе я куталась в шаль и старалась сидеть с опущенной головой: чем хуже меня разглядят — тем лучше.

— Меня Лалика, — женщина улыбнулась. Губами, не глазами. — Ты к кому-то приехала?

Осторожно выясняет, будут ли меня искать. Будут, но не так, как бы мне хотелось. Я неоднозначно пожала плечами. Рассказывать, что я никому не нужная сирота — накликивать на себя маньяков, а сказать, что к родственникам — так где они, когда нужны? Лишнее враньё еще никому не помогло. Так что я просто промолчала, делая вид, что очень увлечена едой.

Даже притворяться особо не пришлось.

Наконец от овсянки и чая остались одни приятные воспоминания. Я откинулась на спинку стула — там как раз очень удачно падала тень от шкафа, скрывая мое лицо, — и удовлетворенно вздохнула.

— Поела? Пойдём, — Лалика поднялась и направилась к выходу из кухни, не тому, через который мы зашли, а который вёл в глубину дома. Слегка осоловев от неожиданно обильной еды, я послушно поплелась следом.

За окнами окончательно стемнело. Даже если бы я сейчас ломанулась на выход, и меня вдруг чудом выпустили, куда я пойду ночью? Точно недалеко.

Судя по тому, что встреченные нами по дороге девушки только просыпались, мне повезло попасть в местный бордель. При виде Лалики они ойкали, вжимались в стену и шарахались кто куда. Уважают тут маман, я вижу.

Кабинет главы борделя на фоне дома поражал роскошью. Тут и плотные гардины с декоративными складками и оборками, и мягкая, обитая бархатом мебель, хоть и чуть потертая, но еще вполне достойного вида.

Лалика открыла шкафчик над письменным столом, достала два бокала и щедро плеснула в оба темно-золотистой жидкости.

— Пей. Да садись — в ногах правды нет.

Я послушно села и выпила содержимое бокала залпом. Не так уж его там и много было, полтора глотка.

Коньяк обжег не привычное к спиртному горло. Я закашлялась, носом оценив изысканный дубовый букет с нотками шоколада. Лет десять выдержки точно есть. Неплохо живут в местных борделях.

— Ты хоть знаешь, где ты сейчас, милая? — Лалика смотрела на меня с нескрываемым сочувствием. Которое, скорее всего, не помешает ей употребить меня, как ей вздумается. Иллюзий я не питала.

Я молча хлопала глазами, изображая деревенскую дурочку.

— Это самый лучший бордель левого берега. Ты хоть знаешь, что такое бордель? — я продолжала молчать и выжидательно смотреть на мадам, так что она сама и продолжила: — Здесь женщины продают себя мужчинам за деньги. И с этого дня то же самое будешь делать ты.

Не знаю, что мне полагалось сделать по ее мнению. Устроить истерику, упасть в обморок? У меня были другие поводы переживать. Ну, бордель и бордель.

— А если я откажусь? — процедила я. Как бы убедить Лалику подлить мне еще коньячку? Он бы не помешал.

— Все равно будешь, — пожала плечами мадам. — Многие клиенты любят сопротивление. А если ты еще и девственница, заработаешь больше первые пару недель.

Побуду девственницей пару недель? Мило. Но как-то не хочется.

Лалика припечатала по столу ладонями и поднялась, давая понять, что аудиенция окончена. Двери позади меня распахнулись, пропуская двоих мордоворотов ростом под потолок. Мясистые ручищи в обхвате запястья были, наверное, с мое бедро.

— Идти тебе все равно некуда. Еда три раза в день, ночью не больше пяти клиентов. По сравнению с другими домами терпимости у нас просто райские условия, цени. Сегодня отдохнёшь, отмоешься, завтра вечером приступишь.