Лишняя. С изъяном

С тех пор, как мы обнаружили несчастную в переулке, новых трупов не находили, но по левому берегу поползли нехорошие слухи. Женщины опасались выходить после захода солнца на улицу. Поговаривали, что одинокие прохожие имеют все шансы пропасть без вести, особенно в туманную погоду.

Думаю, слух распускал тот самый рыжий Бродерик, пытаясь таким незатейливым способом лишить убийцу потенциальных жертв. Больше тел не находили, по крайней мере, меня никто в полицию не вызывал, да и Лалика наверняка сказала бы, если бы что-то в таком роде произошло.

Рыжик, кстати, у нас вообще появляться перестал. Понял, наверное, что экзотическая красотка под маской — не совсем нормальная любительница покопаться в мертвечине, и решил от греха подальше держаться на расстоянии. Мудрое решение, но почему-то было обидно.

Я тогда позорно сбежала — выдержать еще одну минуту рядом с трупом я бы не смогла. Одно дело обыскивать постороннюю умершую, тут я призвала на помощь воспоминания о посещении морга. И не такое видели: только «подснежники» чего стоят. И совсем другое — понимать, что мы имеем дело с психопатом, который получает откровенное наслаждение от убийства.

И не так давно получил удовольствие от убийства моей подруги.

Меня потом долго тошнило. Хорошо хоть до своей комнаты успела добежать. В желудке особо ничего не было — меня вывернуло несколько раз желчью, и я без сил сползла на кафельный пол ванной.

Убийца Хилли оказался маньяком. Но почему-то я сомневалась, что он настолько ополоумел, чтобы за своей жертвой лезть аж в пансион, рискуя быть пойманным. Вот в густом смоге Дорсетта таким раздолье. В особо туманные дни на расстоянии вытянутой руки собственные пальцы видны с трудом, не то что лица. А на свежем воздухе, в лесу, среди сплошных женщин… Если бы его случайно приметили — точно бы опознали. Он сильно рисковал.

Обычно маньяки идут по нарастающей. Сначала просто убивают, потом переходят к более сложным схемам, как утверждали любимые мамой сериалы. А тут наоборот. Что-то не сходилось.

Может, именно убийство Хилли, то есть принцессы, было тем кирпичиком, что сорвал его крышу? То есть она была как бы прототипом для будущих жертв.

Тогда вопрос: кому она, то есть я, могла так помешать, что аж убить захотелось? С семилетнего возраста я не покидала территории пансиона, из мужчин видела только престарелого отца Самуила, который изредка вёл богослужения в храме при монастыре. Изредка — потому что сил на «часто» уже не хватало. Он и с постели-то вставал часа на три в день.

Может, сестра кому насолила? Но из того, что я помню, мы особо и не похожи. То есть черты почти идентичны, но там, где я пепельная и бледная, она рыжая и румяная. Огонь и бумага, так сказать. Типаж абсолютно разный.

Я регулярно просматривала газеты, но даже упоминаний о прошлых жертвах не нашла. Официальным властям ни к чему паника — они будут скрывать до последнего, тут все ясно. Лалика, как и обещала, отслеживала сплетни по этому поводу, но каждый раз на мой вопросительный взгляд она только качала головой.

Не знаю даже, чего я больше хотела: чтобы ублюдок сдох и больше не убивал или вылез из своей норы и попался на очередном убийстве? Второе, конечно, эгоистичное желание: отомстить, поймать самой маньяка и очистить память о Хилли, но первое, с точки зрения всеобщего блага, было бы куда лучше.

Тем ранним весенним утром мне не спалось. Я ворочалась, пытаясь выдумать новое оригинальное представление на следующую неделю. Мы старались не повторяться как в номерах, так и в костюмах. Смотры талантов и подбор новых кадров я проводила ежемесячно. У нас в активах уже был целый женский оркестр, в основном самоучки. Кто-то в семье нахватался, кто-то сам освоил. Две мошенницы-карманницы мне особо приглянулись. Они так виртуозно стащили у меня цепочку с шеи, даже не приближаясь, — до сих пор не понимаю, как именно, если магии в них ноль, — что я их взяла в кабаре без разговоров. Стоило только намекнуть на исчезающие монеты и появляющихся кроликов — дальше девушки изобретали сами.

В конце концов, кабаре — это не только голые ноги. Другие номера нам тоже нужны.

Наконец, устав бороться с одеялом, я накинула халат и решила спуститься вниз, на кухню. Сделаю себе чай, может, с валерианой. Мелькнула мысль плеснуть чего покрепче, но я ее тут же прогнала. И так с мадам регулярно сидим под коньяк — не спиться бы от такой веселой жизни.

Еще на верхних ступеньках я услышала завораживающее пение. Куда там Русалочке. В первый момент показалось, что я слышу саму Хьюстон. Бред, откуда ей здесь взяться…

Словно заколдованная, как те крысы на звук дудочки, я шла на божественный, с надрывной хрипотцой голос, выводивший рулады где-то на кухне.

У раковины с грязной посудой пела и пританцовывала, подрагивая шоколадными кудрями, стройная девушка в длинном, скромном, светло-сером платье. Рукава закатаны по локоть, темная кожа утопает в мыльной пене.