Это всё будни, домашние, бытовые мелочи. Но настаёт момент в жизни, когда амплитуда сердцебиения совпадает с критической, а серость так впивается в печень голодным опарышем, что сразу становится ясно: пора отдохнуть.
Я изучаю афиши, бегущую строку в телевизоре и объявления в газетах — на предмет концертов. Рок-концертов.
«Аквариум». Терпеть не могу БГ. Есть в нём что-то от Борьки Моисеева, вы не находите? Идеальный, короче, вариант.
ККЗ «Украина». Убогость, соответствующая названию.
Тупые — потной толпой ломятся в чуть приоткрытые двери, тупые — с билетами. Дорогими билетами. Умные — перелазят через забор возле сортира, умные — щимятся через распахнутый чёрных вход. На халяву.
Тупым — девочкам и гомикам — в кайф позажиматься. Умные обожают адреналиновые танцы: поймают — отхватишь пизды от омоновцев. Сомнительное удовольствие: гематомы и сломанные берцами рёбра. Но за всё надо платить. И не всегда деньгами.
Окрик — застываю на месте — попалили! Бабулька строго смотрит на меня — сросшиеся брови, седые усы:
— А двери кто будет за тобой закрывать?!
— Ии-и…Извините, щас я…
Внутри. Хорошо сидим: по центру, возле сцены. Рядом Юра, Амбал и Костик.
— Ребята, какие у вас места? — патлатый очкарик, с ним ещё трое таких же: фенечки, шнурочки и виноватые улыбки — запоздалые дети цветов.
Молчим. Не замечаем.
— Ребята, у нас билеты как раз на эти места…
— Пошли на хуй.
Исчезают.
Амбал достаёт из рюкзака батл «Долины» — осторожно, чтоб омоновцы не заметили.
…я родился в таможне, когда я выпал на пол. Мой первый отец был таможник, второй мой отец — Интерпол…
Ничего так БГ джазу дал, вполне, зря я на него вот так вот некультурно. Но вообще-то мне больше нравились панк-фестивали. Экспрессии выше крыши и почти бесплатно: пятьдесят копеек за вход — курям на смех, а не цена за удовольствие. На водку — для драйва и акклиматизации — денег остаётся более чем предостаточно.
Толпа на ушах: все прыгают, аж пол дрожит, девочки-мальчики беснуются, но бутылки не бьют, в сторонку откладывают, чтоб прыгать не мешали, порезаться же можно. Зато потом на улице этими батлами закидают парочку авто и трамваев, а пока… Толпа, мы с тобой одной крови! — дрэды фиолетовые, куртки рваные, джинсы промасленные, хой! — хой! — хой! Помни, толпа: ОДНОЙ!! Мы на ушах: прыгаем, беснуемся, пивом догоняемся, слов не знаем, но подпеваем — я аж охрип.
— А сейчас будет песня о любви, — солист машет жене, жена поднимает дочь с погремушкой в миниатюрной ручке (толпа рассержено гудит, толпа не любит песен о любви!). — Краткое содержание песни: парень пришёл на свидание к девушке, а ему захотелось срать… а у неё менструация… а он…
Сквозь смазанное жужжание гитар отчётливо слышно только ударника. Сломалась палочка — не сачковал парень, старался.
Толпа довольна. Толпа обожает песни о сокровенном.
Мы ревём от восторга и умиления — порадовал, старик, не Сид Вишес, но могёт пацан: башню снесло основательно. Особенно у Костяры: он уже на сцене, микрофон отобрал и…
Нет, только не это!
— А хотите анекдот? — Шамана заметно шатает. — Василий иванович у петьки приборы, двадцать шо двадцать а шо приборы…
Рядом с нами девчушки с длинными хаерами безумной расцветки достают из рюкзака трёхлитровую банку. Помидоры. Маринованные, с укропом. Не гнильё, конечно, но Костику всё равно метательные помидорчики не понравились. Расстроенный — влажный и солёный — он спускается в народ. Солист перехватывает инициативу и для поддержания имиджа плюёт в толпу. Попадает в Димку Воронцова. Димка встряхивает крестом в левом ухе и вопрошающе смотрит на нас: на меня смотрит — я киваю, на Костика — понятно, не против, на Юрика — Юрик за. Да мы, на хрен, заплевали просто этого урода — до сих пор, наверное, от зелёных смарчей отскрестись не может. Вот что значит мужская солидарность. Это вам не помидоры из-за широких спин швырять.
3. СТУДЕНТЫ
— Ты кто? — спросил Старый.
— Я Том.
— Том?
— Нет, Том. Не Том, а Том.
— Ты изменился.
— Я не тот Том, который был до меня.
— Все вы Томы, — хрипло крикнул Старый, — Все одинаковы.
— Нет, Старый. Мы все разные. Вы просто не видите.
Топить буржуйку лепестками орхидей — не правда ли в этом что-то есть? Жаль это слишком накладно для меня, иначе купил бы настоящую антикварную буржуйку и зажигал бы себе сколько влезет, попивая пивко с креветками. А ещё я хочу написать белой эмалью на «Джоконде» нечто вроде самой банальной эпитафии, которую только можно изобразить — «Здесь БЫЛ я». Вот так вот запросто испоганить великое искусство и никогда и никоим образом не пожалеть о содеянном вандализме. И о том, что был.
Но это уже слишком.
Прошло пять лет после школы. Пролетели годы, как и не было. Лишние?