Лишние мысли

Вадим посмотрел на Вирсова. Ничего уже не было в этом человеке от пижонистого «денди», который явился несколько часов назад в антикварный магазин. Вирсов переоделся перед тем, как они разожгли костер, и теперь фраерский пиджак сменила короткая синяя куртка, из-под которой торчала полосатая майка навыпуск; плотные штаны заправлены в зеленые резиновые сапоги. Но еще больше, гораздо больше впечатления производила сама его поза. Этот стареющий человек, высокий и чрезвычайно худой, он словно бы слышал голоса, которые звали его откуда-то издалека, слышал и порывался отправиться в путь, но в последний момент что-то остановило его, и он застыл в нерешительности… надолго… вот так вот по-простецки разведя ступни в разные стороны, он старательно вглядывался в эту непроглядную тьму, словно где-то там, очень далеко скрывалась вся его жизнь…

Снова покачал он головой, на сей раз с таким видом, будто его вынудили к чему-то.

— Пойду спать… Оставайся сегодня у меня.

— Хорошо.

— Ты идешь в дом?

Вадим ответил, что нет, он, пожалуй, еще посидит немного, но пусть Вирсов не волнуется — он потушит костер…

Около половины первого Вадим проснулся в кресле и решил спуститься вниз, чтобы выпить стакан воды. В доме уже все спали. Выйдя на лестницу, он пошарил в темноте, однако так и не найдя выключателя, стал спускаться в потемках. Но едва мысок его ноги коснулся второй ступени, как тут же замер в этом неустойчивом положении, — показалось Вадиму или действительно он услышал внизу странный звук, какой бывает, если осторожно провести лезвием ножа по полировке? Он прислушался. Через несколько секунд звук повторился, да вдобавок к нему послышалось еще и осторожное пошаркивание. Увидев, что свет нигде не горит, он вспомнил вдруг, как Вирсов все распространялся об исчезнувших вещах, бесшумно спустился по лестнице и застыл на пороге обеденной комнаты. Там явно кто-то был; вязкая темнота постоянно нарушалась неким движением инородного тела — так нарушается фокусировка фотоаппарата, когда прямо перед объективом появляется предмет, — а странный звук, который Вадим услышал, еще пребывая на самом верху лестницы, издавали, по всей видимости, выдвигаемые ящики серванта.

— Кто здесь? — громко сказал Вадим, и, не дожидаясь ответа, метнулся влево, к лампе, стоявшей на тумбочке. Тусклый свет озарил половину комнаты, и тот, кто в ней находился, вскрикнул и инстинктивно прыгнул в темный угол.

У Вадима сдали нервы: он вооружился подсвечником, стоявшим на краю стола и, чувствуя, как на запястье ему свалилось несколько крупиц засохшего воска, постоял несколько секунд в нерешительности, но потом, стараясь скрыть свой испуг, все же двинулся вперед, к дальней стене, в которую, точно желтые катерные борта, с двух сторон упирались световые волны.

— Вылезайте оттуда сейчас же!

— Не кричите… — послышался сдавленный шепот.

— Выходите, иначе вам не поздоровится, — повторил Вадим, уже ровно.

Некоторое время ничего не происходило, затем желтые борта неизвестно от чего покачнулись, и в правом возникла женская фигура, завернутая в темный платок. Женщина все еще прятала свое лицо под платком, и Вадим мог видеть только бледный лоб, но когда он протянул руку и, преодолевая последние сопротивления неизвестной, отодвинул с ее лица край вязаной материи, оно показалось ему знакомым. Женщина была еще не старая, но пожилая; гладкость кожи лишь вокруг губ нарушалась глубокими морщинами, отчего рот напоминал вулканическое жерло.

— Кто вы? Что вам здесь нужно?.. — спросил Вадим, она не отвечала, — ну все, с меня хватит, я звоню в милицию.

Он потянулся к настенному телефону, но внезапно его взгляд упал на фотографию, висевшую слева от аппарата, — ту самую, в деревянной раме, — и рука Вадима пораженно зависла в воздухе. Его глаза, преодолевая полутьму, уловили явное сходство между молодой женщиной на фотографии и той, которая стояла теперь перед ним, — это было родство сквозь время, подобное тому, какое чувствует писатель по отношению к своим собратьям по перу, отделенным от него веками и расстояниями. Женщина тоже взглянула на фотографию и спрятала лицо под платок, чем только выдала себя.

— Боже мой! Это же вы!.. Поверить не могу!

Он повернулся и стал пристально вглядываться в ее фигуру, ибо у него все же еще оставались кое-какие сомнения. Женщина теперь уже не прятала лица, решилась… и прошептала:

— Да…

— Господи! Не далее, как сегодня, он рассказывал мне об этом фото… и о вас. Но это же события бог знает какой давности! Что вы здесь делаете теперь?

Некоторое время она молчала, а потом, когда все же заговорила, голос ее чуть дрожал, но видно было, что это ненадолго, потому как, будучи явно не из робкого десятка, она теперь быстро обретала спокойствие.

— Вы его сын?

Вадим покачал головой.

— Видно, он знает вас достаточно близко, раз рассказал, что между нами случилось.

Вадим мог бы ответить, что ему как раз толком-то ничего и не рассказали, но благоразумно промолчал.