Читаем Лишний полностью

Юля заказывает чизбургер с беконом прожарки вел-дан, картошку, колу со льдом и лимоном, а я заказываю хот-дог с халапеньо и индийский тоник. За соседним столиком сидит пара, которую, как мне кажется, я видел на похоронах Миры, но я с ними не знаком. Они пьют кофе, девушка ест чизкейк, а парень напротив нее завис в телефоне. Потом они смотрят на меня, а я не поворачиваюсь к ним, потому что не хочу пересечься взглядом. В небольшой ресторанчик заходит пожилой мужчина и просто стоит в дверях. Когда ему предлагают столик, он молча поворачивается и быстрым шагом направляется к эскалатору, а из колонок играет Keane — «Everybody’s Changing». Юля делает глоток колы, а я залипаю на ее черный прямоугольник на запястье.

— Ты же еще побудешь здесь? — спрашивает она.

— Да, Юль, конечно. — Я думаю о том, что, может, еще пара дней — и надо улетать.

— Это хорошо.

— Да? Почему? — спрашиваю ее и откусываю хот-дог, запивая ледяным тоником.

— Ну, потому что с тобой хорошо. — И добавляет: — И это не потому, что у тебя на карточке есть деньги.

— А когда я там, чем ты здесь занимаешься? — спрашиваю я.

— Так, с подругами шатаюсь. В общем-то, ничего.

— Наслаждайся этим «ничего».

Юля делает большой глоток колы и говорит:

— Ты же с папой виделся?

— Да, недавно.

— И что он?

— Ничего.

— А зачем вы встречались?

— Ну, мы… пару лет не виделись, в общем-то, и все, — говорю я.

— Я тоже.

— Не хочешь?

— Ты знаешь, мне хорошо с мамой. Но мне кажется, я видела его пару раз издалека, он не заметил меня. Может, и надо было окликнуть. Все же он наш отец. — Юля задумчиво откусывает бургер.

— Да, но это еще ни о чем не говорит.

— Говорит.

— О чем?

— Что надо все-таки быть человеком, а не… Не нечеловеком, — отвечает она.

— Юль, ты — человек, — говорю я и краем глаза замечаю, что пара за соседним столом что-то листает в телефонах.

— Как думаешь, если бы ты тогда… не психанул, что было бы сейчас?

— Я не знаю даже. Может, он сам бы ушел от нас позже. Не знаю, Юль.

— И я тоже. Недавно почему-то вспоминала, как мы баллончики у прадеда в костер кидали, помнишь? Когда ездили к нему.

— Конечно, — посмеиваюсь я, — такое никогда не забудешь.

— Хорошо было.

— Да-а-а, неплохо. А ураганы помнишь?

— Ураганы? Нет.

— Ты совсем крошка была еще.

— Я и сейчас крошка, — с ехидной улыбкой говорит сестра.

— Да, но тогда в прямом смысле ты была ею.

— Так и что там с ураганами? — спрашивает Юля, прожевывая кусок бургера.

— Как в фильмах-катастрофах все было. Сначала солнце заслоняли густые облака, потом они темнели, и поднимался сначала такой приятный ветер, а потом эти облака становились какими-то желто-зелеными, и ветер гнул к земле соседскую кукурузу.

— Прямо «Интерстеллар»! — говорит Юля.

— Да, почти — жаль, никто не снимал. А когда совсем жесть начиналась на улице, то мы запирались в доме и молча сидели, ждали, когда все закончится. Потом лил сильный дождь. Но мама никого не выпускала из дома. Когда все стихало, мы выходили. Весь двор был усыпан ветками, и я помню, что даже какая-то железная фигня упала на прадедову машину и помяла ее. А когда мы шли в магазин, то видели, как поломало деревья на улице и как много веток лежит на проводах. Я помню даже, что гнездо аистов куда-то унесло.

— Хотел бы туда вернуться?

— Угу. В ураган. Хорошее было детство. А ты бы куда хотела вернуться, будь такая возможность, хотя бы на день? — спрашиваю я и смотрю, как Юля начинает думать. Она минуту сидит молча, а потом говорит:

— Есть одно место. Я его очень сильно люблю.

— Это где?

— В парке. В Нескучном.

— Почему?

— Помнишь, как однажды мама и папа уехали на какой-то ужин, а тебя попросили со мной посидеть дома? Помнишь?

— Нет.

— А еще предъявляешь, что я не помню твои ураганы.

— Так-так, не отвлекайся. Че было?

— Короче, мне было лет восемь, может, девять, точно не помню. Родители уехали, а тебя оставили со мной. И тебе позвонил Алекс и предложил погулять.

— И?

— И ты не знал, что делать.

— И что я сделал?

— Ты взял меня с собой. Мы добрались до места и долго шли сквозь парк, ты мне купил лимонад и все время держал за руку, а еще ты тогда просил, чтобы я не рассказывала родителям, что ты куришь. В общем, тогда мы встретились с Алексом, Катей и Светой. Вы пили вино, и ты тоже про это просил забыть. А я пила колу, которую ты мне купил. Ну, в общем, мы тогда часа два, а то и три просидели на полянке, а мне уже хотелось спать. — Юля смеется. — И я точно помню, как было уже очень поздно и на небе было много звезд. Пока вы там пили, я все время смотрела на звезды и пыталась их сосчитать, а когда сбилась в очередной раз, то просто смотрела на них и хотела, чтобы в моей комнате был такой же звездный потолок. Было очень темно и тепло. А потом ты повернулся ко мне и спросил, как я, а я тебе ответила, что хочу спать, но мне не хочется домой. Но ты сказал, что лучше вернуться, а то будет плохо обоим. И мы потом шли обратно через парк уже все вместе, и огни красиво отражались в реке. А на мосту ты взял меня на руки и долго нес, а дома побежал чистить зубы и сказал мне, что всегда будешь рядом. Не помнишь?

Перейти на страницу:

Похожие книги

Уроки счастья
Уроки счастья

В тридцать семь от жизни не ждешь никаких сюрпризов, привыкаешь относиться ко всему с долей здорового цинизма и обзаводишься кучей холостяцких привычек. Работа в школе не предполагает широкого круга знакомств, а подружки все давно вышли замуж, и на первом месте у них муж и дети. Вот и я уже смирилась с тем, что на личной жизни можно поставить крест, ведь мужчинам интереснее молодые и стройные, а не умные и осторожные женщины. Но его величество случай плевать хотел на мои убеждения и все повернул по-своему, и внезапно в моей размеренной и устоявшейся жизни появились два программиста, имеющие свои взгляды на то, как надо ухаживать за женщиной. И что на первом месте у них будет совсем не работа и собственный эгоизм.

Кира Стрельникова , Некто Лукас

Современная русская и зарубежная проза / Самиздат, сетевая литература / Любовно-фантастические романы / Романы
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее / Проза