Лишний

— Пиздец! А ты почему мне об этом не говорила? Я же с тобой всегда на связи.

— Я не была уверена, что нужно. Тебе и так было непросто.

— Вот же гондон! Ты часто виделась с ним?

— Нет, зачем он мне нужен?

Я растерян, ошеломлен и словно прикован к стулу. Мне очень хочется закурить и почему-то надеть очки, но в ресторанах курить запрещено, а очки я не взял. У Юли на столе вибрирует телефон, и она читает на нем сообщение. История про Алекса что-то перевернула во мне, отчего становится неуютно, и я начинаю сильнее тереть глаза.

— Мне надо бежать, — говорит Юля.

— Подожди, куда? Мы же…

— Я должна с девочками увидеться.

— Ответь, пожалуйста, на один вопрос. — Я сжимаю в кулаке салфетку и собираюсь с силами, чтобы сказать: — У тебя было что-то с Алексом?

Юля поворачивается в мою сторону, и волосы падают ей на глаза.

— Нет. Это произошло с моей знакомой.

— Какой?

— Которую он удолбал. Мне пора!

Юля подходит ко мне, обнимает и целует в макушку.

— Андрей, все нормально. Я люблю тебя, но я обещала подругам встретиться.

Последнее, что я успеваю спросить:

— А что с той девочкой?

— Все нормально вроде бы, — говорит в дверях Юля и добавляет: — Но мы уже не общаемся. Давай не будем об этом. Пока!

Я снова остаюсь один в полной растерянности.

Улица залита ярким солнечным светом, который словно выжигает глаза. Потоки людей, идущих в разные стороны, захлестывают волной, и, столкнувшись с кем-то плечом, я не оборачиваюсь, совсем как Ричард Эшкрофт в клипе «Bitter Sweet Symphony». Асфальт раскален до такой степени, что, когда перехожу дорогу на зебре, кажется, я аккуратно ступаю с одной дощечки подвесного моста на другую, боясь провалиться в пропасть, и хочется быстрее добраться до тротуара, на котором светофор показывает красного человечка, который то ли стоит, то ли лежит. В витрине магазина электроники выставлены в ряд плазменные панели, они показывают клип группы Soul Asylum — «Runaway Train» про без вести пропавших людей, — и я ускоряю шаг, чтобы пройти дальше, потому что с детства не люблю это видео.

Когда солнце отражается в стеклах высоток, я думаю, как было бы здорово, если бы оно навсегда осталось там. На одной из улиц съемочная группа фотографирует модель на фоне кирпичной стены. Она позирует в голубых узких джинсах, черном корсете, во рту держит переливающуюся брошь из бриллиантов, а на ее ключице тонкая строчка татуировки: «Скоро все исчезнет». Она стоит босиком, потом садится на корточки, фотограф говорит ей «выгни спину», и она охотно исполняет. Я дохожу до дома, останавливаюсь у подъезда и прикрываю солнце ладонью.

Номер Кати не отвечает полчаса, и за это время я безуспешно пытаюсь заснуть, чтобы не думать о том, что я только что узнал от сестры. Я лежу на кровати и просто смотрю в потолок. Мне хочется его раздвинуть и увидеть небо, пусть даже темное, но надо мной по-прежнему белый кусок бетона с современной лампой в виде плоской продолговатой тарелки, похожей на НЛО. Чтобы увидеть небо, мне приходится повернуть голову в сторону панорамного окна, в которое во сне ударился человек. Рядом начинает вибрировать телефон. На дисплее сообщение, что Катя снова в сети, и меня это как-то успокаивает, но в голове по-прежнему что-то пульсирует. Через несколько секунд телефон начинает снова вибрировать, и я смахиваю пальцем кнопку «ответить».

— Кать? — говорю я. — Ты сейчас что делаешь? Давай встретимся?

— Давай! Где?

— Приезжай ко мне!

— Уверен?

— Да.

— Хорошо, буду минут через двадцать.

Через час в окно вижу, как во двор въезжает белый «мерседес», который я уже видел ночью, в день своего возвращения. Из машины выходит Катя, и меня это почему-то напрягает. Она закрывает дверь, фары два раза мигают оранжевым, потом она быстрым шагом направляется к подъезду, а я к домофону. Когда он начинает звонить, на экране я вижу черно-белое лицо и не понимаю, зачем я ее пригласил, но все равно открываю. Наблюдаю через экран, как дверь подъезда открывается и Катя пропадает за ней, а потом продолжаю пялиться в черно-белую картинку, на которой никого уже нет, и слышу, как шумит лифт.

Катя заходит в квартиру с вопросом «Как ты?», а я наливаю в стакан с пакетиком чая кипяток, который попадает мне на руку, но я даже не чувствую.

— Так себе, — говорю я, наливая кипяток во второй стакан.

— Что у тебя? — спрашивает она и разувается в коридоре.

— Хочу кое-что понять, но не понимаю, что и как…

Катя проходит в гостиную и падает на диван, а я ставлю ее стакан на журнальный столик, а сам сажусь на столешницу и смотрю, как Катя потягивается.

— Что делала сегодня?

— Ничего. А ты?

— Ходил с Юлей по магазинам.

— Класс. А где она, кстати?

— Где-то с подругами шатается. — Я делаю паузу. — Юля мне сегодня рассказала историю, про которую я никогда не слышал, — говорю я и делаю глоток чая. — Про Алекса!

— Она что-то знает? Она знает, где он?! — Катя поворачивает голову в мою сторону и смотрит сквозь меня.

— Нет. — Я делаю второй глоток чая. — Не знает.

— А что рассказала тогда? — спрашивает Катя, и мне кажется, что она напрягается.

— Что Алекс — насильник.