Пару дней я был еще в Москве, но скорость времени была такой, что солнце пропадало в ночи спустя несколько часов после того, как я открывал глаза. Было много слез мамы и много мата папы, были постоянные люди из фирмы отца у нас дома, были люди в фуражках, были передачи коричневых конвертов, были постоянные звонки папе и
маме и снова много мата. Те дни я провел в своей комнате и только изредка выходил в туалет. Телефон у меня отобрали. Мама была уже в отпуске, но никуда не полетела. Отца я видел всего пару раз. Однажды я пересекся с ним взглядом, когда он сидел с какими-то людьми за столом, а второй раз — когда он без стука зашел ко мне в комнату и рассказал алгоритм действий в ближайшее время. Позади него стоял какой-то человек в дорогом костюме и постоянно кивал, глядя на меня, а когда этот человек вышел кому-то ответить по телефону, отец наговорил мне много грубостей и сказал, что я ничего не умею делать, кроме как разрушать построенное, и что однажды я разрушу самого себя и, по его мнению, это будет не самый плохой вариант, так как жертв будет меньше. А я лежал и слушал его абсолютно без эмоций, потому что их не было совсем. Однажды в комнату зашла Юля, легла рядом и обняла меня.— Ты же вернешься? —
спросила она.— Конечно, — ответил я, едва сдерживая плач, а она прижалась сильнее.
— Ты же хороший, — сказала она, но я промолчал.
Она обняла меня еще крепче и уткнулась своим носом в шею. А
я смотрел в темное окно и долго плакал.В аэропорт меня вез водитель отца и всю дорогу молчал, а я сидел на заднем сиденье и не мог собраться, чтобы о чем-то вообще подумать. Водитель провел меня через регистрацию, потом кому-то написал, развернулся и ушел. Я выпил две бутылки колы и
съел большой бургер с беконом, потом покурил в туалете, купил черные очки-авиаторы, увидел двух знакомых, но, когда они заметили меня, резко развернулся и прибавил шаг.В самолете я принял снотворное, но так и не смог уснуть.
Когда Катя собиралась уходить, на улице было уже темно, а дома, кроме нас, никого. По телевизору крутят сюжет о том, как двое детей где-то в Перми нашли голову человека рядом с дорогой и принесли ее в дом. Катя становится под вытяжкой и закуривает ментоловый «Вог». Я беру у нее затянуться, потом достаю целую и тоже закуриваю.
— Вообще так странно, — говорит она, — казалось, еще вчера все были вместе, а сейчас уже нет… Все перевернулось внутри нас. — Катя выдувает дым под вытяжку. — Но, может, так и должно быть, в принципе. Что ни делается — к лучшему, так говорят.
— Наверное.
— Андрей? Мне тебя не хватает. — Катя смотрит в пол.
— Мне тоже… вас не хватает.
— Как думаешь, в будущем мы можем быть вместе? — спрашивает она.
— Кать, — смотрю я в пол, — я бы хотел подружиться с настоящим. Я не знаю будущего. И ты тоже.
— В настоящем все непонятно, хотелось бы его просто перешагнуть.
— Так не бывает.
— К сожалению, — говорит Катя, тушит сигарету и кидает ее в мусорный пакет.
Когда она обувается, я подхожу, чтобы закрыть дверь, а она берет со стола ключи от машины и бросает их в задний карман.
— Кать, ты была под домом в первый день, когда я прилетел?