Читаем Лишний полностью

— Ну, я видел про Миру… не больше, меня недавно только туда добавили, не смотрел, — говорю я и отправляю часть зайки себе в рот.

— Там вообще все непросто. Там и до Миры были всякие совпадения и намеки. — Катя делает глоток эспрессо.

— Какие? — спрашиваю я.

— Там были фотки разных людей из разных пабликов о пропавших. Ну, знаешь, когда фотки выкладываются и там всякое написано: ушел тогда-то, рост такой-то, при себе имел то-то… ну, ты понял. — Катя снова делает глоток кофе. — А эта фотка Алекса, она вообще откуда? Я даже не видела такую. Он нигде ее не выставлял. Он и в инстаграм-то ничего не постил, просто смотрел тех, на кого подписан, и комментил, а в фейсбуке он вообще не сидит.

Мне хочется рассказать Кате, что оригинал фотографии лежит у меня дома и что на той фотке есть мы с ней, но я молчу: мне кажется, что от этой информации ей станет еще хуже.

— Я не знаю, — говорю я, отправляю еще часть зайки в рот и делаю глоток кофе.

— Если бы я знала, кто ведет этот канал, то… — Катя останавливается. — Убила бы, — продолжает она и приканчивает кофе. — Мне очень страшно.

— И мне, — говорю я.

— Может, в полицию?

— Зачем?

— Ну как зачем? Алекса нет несколько дней, плюс еще эта ебаная телега с какими-то страшными намеками.

— Там подумают, что мы просто свихнулись. Да и… Эта история еще с Алексом и девушкой какой-то там. Может, это вообще все из-за нее?

— Не говори чушь! История закрыта уже давно, — резко говорит Катя, — закрыта! И хватит уже про это!

— Но к ментам точно не стоит, мне так кажется. Может, написать в этот канал?

— Мне очень стремно, — говорит Катя и трет висок.

— Кать, все будет хорошо.

— Я не уверена.

Мы снова смотрим в сторону дороги. А потом заказываем еще поесть и ни о чем больше не говорим.

Я сажусь один во дворике дома недалеко от кинотеатра «Октябрь», достаю сигарету, но не закуриваю, потому что на площадке дети. И я смотрю на этих детей, вспоминаю, как когда-то мы так же с Мирой играли, но гоню от себя мысли о прошлом и достаю телефон. Открываю телеграм, нажимаю на канал «Невиновных нет», перехожу в профиль, цепляюсь взглядом за ник nemesis, линк переводит меня на страницу то ли администратора канала, то ли еще кого-то, на аватарке у него большой глаз, где вместо зрачка белый треугольник. Я сижу и думаю, с чего бы начать сообщение и к чему это приведет. В голове пульсирует волнение, но обратного пути я просто не вижу. Отправляю глупое и банальное «Добрый день». Напротив сообщения загорается галочка — приветствие ушло, но куда и кому — неизвестно. Я долго пялюсь в экран, и мне кажется, что все зря, пока не загорается вторая галочка. Сообщение прочитано. Сверху дисплея, над никнеймом, загорается строчка «typing». Становится волнительно, и я перевожу взгляд на детей, бегающих вокруг песочницы, и смотрю на них, пока в руке не начинает вибрировать телефон от входящего сообщения: «Ну здравствуй, Андрей!» — горит на дисплее, и мне становится страшно оттого, что кто-то знает, как меня зовут. Думаю заблокировать пользователя и вообще удалиться из канала, но потом пальцы сами набирают: «Мы знакомы?» — напротив моментально загораются две галочки. «Косвенно», — приходит сообщение. «Это как?» — у кого-то спрашиваю я. «Это так, что у нас есть кое-что общее», — загорается на дисплее, и мне становится от этого страшно. «Что именно?» — набираю я и отправляю. «Потом узнаешь». — Я смотрю на входящее сообщение, и руки начинают трястись. «Когда?» — спрашиваю я и смотрю, как снова загораются две галочки, а потом появляется строчка «typing», и в ответ приходит: «Когда придет время». «Я не понимаю», — отвечаю я, и мне уже не хочется продолжать. Страшно.

«Вы вообще мало что понимаете», — приходит вместе с вибрацией телефона.

«Кто “мы”?» — снова отправляю я, и в ответ моментально получаю:

«Вы все».

«Я один сейчас», — отправляю я кому-то с белым треугольником вместо зрачка.

«Я знаю», — приходит сообщение, и я оглядываюсь по сторонам, но замечаю только пожилого дедушку с тростью. Потом начинаю всматриваться в окна домов, но ничего не вижу, слишком ярко светит солнце, и даже в очках никого не разглядеть. Мне хочется поскорее закончить это общение и уйти, и я отправляю то, ради чего эту переписку начал:

«Где Алекс?»

«Где ему и следует быть», — приходит ответ, и по спине пробегают мурашки.

«Он жив?» — быстро набиваю я и отправляю, а потом долго смотрю на то, как кто-то долго печатает, и за это время в голове проносятся страшные мысли. В руке снова вибрирует телефон:

«Знаешь, что меня удивляет? Вы творите, что вам хочется, и думаете, что так можно, даже когда вам все говорят, что так нельзя».

«Что нельзя?» — спрашиваю я и снова смотрю на строчку «typing».

«Вы не понимаете, что хорошо, а что плохо и где граница между этим. И за это вы должны заплатить», — загорается на дисплее, отчего чувство страха нарастает.

«Сколько?» — посылаю я.

«Ты правда считаешь, что все можно купить?» — кто-то присылает мне.

«Я не знаю, но я готов». — Сообщение отправлено. Прочитано.

«К чему ты готов?» — снова спрашивает меня кто-то, кого я уже очень боюсь.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Уроки счастья
Уроки счастья

В тридцать семь от жизни не ждешь никаких сюрпризов, привыкаешь относиться ко всему с долей здорового цинизма и обзаводишься кучей холостяцких привычек. Работа в школе не предполагает широкого круга знакомств, а подружки все давно вышли замуж, и на первом месте у них муж и дети. Вот и я уже смирилась с тем, что на личной жизни можно поставить крест, ведь мужчинам интереснее молодые и стройные, а не умные и осторожные женщины. Но его величество случай плевать хотел на мои убеждения и все повернул по-своему, и внезапно в моей размеренной и устоявшейся жизни появились два программиста, имеющие свои взгляды на то, как надо ухаживать за женщиной. И что на первом месте у них будет совсем не работа и собственный эгоизм.

Кира Стрельникова , Некто Лукас

Современная русская и зарубежная проза / Самиздат, сетевая литература / Любовно-фантастические романы / Романы
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее / Проза