Тело Алекса было обнаружено в районе метро «Дмитровская», рядом с железной дорогой возле дизайн-завода «Флакон», за бетонной плитой, недалеко от места, где проходили скоростные поезда и электрички. На нем была белая рубашка, черные брюки и кроссовки Yeezy последней модели. Тело было накрыто картонными и алюминиевыми листами. Его кто-то пытался скрыть. Тело обнаружил бомж, он шел вдоль железной дороги и увидел стальные листы, которые захотел сдать в цветмет. Позже бездомный рассказал полицейским: он просто лежал с закрытыми глазами, без крови, будто бы спал. На теле не было видимых повреждений. В кармане нашли выключенный телефон, зажигалку и бумажник, в котором были две банковские карты, три тысячи рублей и фотография с родителями, сделанная за несколько месяцев до их гибели, в день рождения его матери, на веранде какого-то ресторана. На той фотографии Алекс обнимается с родителями, широко улыбаясь Алекс иногда рассказывал, что это он организовал семейный выход, чтобы отпраздновать и побыть какое-то время всем вместе, как когда-то в детстве. Он гордился тем, что смог это сделать, и вечер, по его словам, прошел спокойно и без надрывов. Тело Алекса было отправлено в морг, а на опознание приехал адвокат из компании его отца, он знал Алекса много лет и сразу начал заниматься процессом похорон. Обо всем этом мне в трубку рассказывает убитый горем Артем, и мне кажется, что убит он больше чем-то принятым. Или принятым от горя. Я слушаю его и чувствую, как по спине уже пробегают не мурашки, а что-то большее, словно несколько змей ползают по мне. Артем говорит, что похоронят Алекса, скорее всего, рядом с родителями, а я слушаю его и думаю, что в другом месте это было бы странно делать, но не спорю, потому что смысла нет никакого. Артем говорит, что Катя еще ничего не знает и он понятия не имеет, как ей об этом рассказать. А я смотрю в окно, часть которого начинает заливаться оранжевым светом утра, и отвечаю, что не задеть это не может и ему все равно придется сказать. Артем говорит, что про тело ему сообщил адвокат. Я спрашиваю, почему именно ему. Артем долго молчит, а потом отвечает, что последний непринятый звонок на телефоне Алекса был сделан Катей с его телефона. Когда окно полностью залито солнечным светом, который касается моих ног, я говорю Артему, что надо это все пережить, потому как другого выхода нет. А Артем долго молчит, а потом я слышу его всхлипывания, и он мне тихо говорит, что Катя скоро проснется. Мы прощаемся, и я кладу телефон на кровать рядом с собой.
Солнце начинает светить так сильно, что я опускаю голову. Сижу и представляю себе то место, где был найден Алекс: железная дорога, по которой проносятся поезда, напротив высотки, где Алекс жил сперва с родителями, а после уже один. Стальные, раскрашенные граффити заборы, плита, за которой его кто-то хотел спрятать.
Я ложусь на кровать и закрываю лицо руками.
Когда мама просыпается, я сообщаю ей страшную новость. Она медленно проходит в гостиную, опускается на диван и молча сидит, смотря отрешенно на журналы, раскиданные по столику, а потом я замечаю, как по ее щеке пробегает слеза, которую она не утирает. Она смотрит в одну точку, а я массирую висок и пытаюсь зацепиться за что-то взглядом, чтобы не видеть слез мамы. Мы сидим молча, пока она не поднимается и не направляется в сторону холодильника, из которого достает бутылку свежевыжатого апельсинового сока. Наливает в стакан и спрашивает:
— Когда похороны?
— Я еще не знаю, думаю, на днях, — отвечаю я.
— Скажи мне потом, — говорит она.
Мы молча сидим минут пятнадцать, пока из комнаты не выходит заспанная Юля, которая зевает и спрашивает:
— Вы чего?
Я смотрю на нее и пытаюсь собраться с силами, чтобы сказать печальную новость, а потом происходит все само собой.
— Алекс умер, — говорю я.
Юля стоит в коридоре, смотрит на нас с мамой, закрывает лицо руками и уходит обратно в комнату. Мама возвращается на диван и все время смотрит в одну точку на выключенном телевизоре, а мне настолько плохо, что хочется, чтобы кто-то переключил этот черно-белый канал.
Звонит отец. Я долго не беру телефон, но он так продолжительно вибрирует, что мне приходится принять вызов. Подношу трубку к уху и долго слушаю молчание на том конце, потом сам его и нарушаю.
— Да, — говорю я.
Я слышу дыхание, а потом голос отца:
— Привет… Андрей, — говорит он.
— Привет, — отвечаю ему.
— Мне очень жаль… — продолжает он. — Я узнал новость про Алекса, и… — отец тяжело вздыхает, — и это ужасно. Я знаю, каким близким другом он был для тебя… все-таки сколько лет вы… мы все дружили, — отец медленно и тихо произносит каждое слово, — и каким он хорошим был парнем. Я помню его еще маленьким: как он приходил к нам, как мы все вместе гуляли. Я не могу поверить в это все, — говорит отец, а я смотрю на джерси с подписью Ягра и собираюсь с силами, чтобы продолжить этот разговор.
— Я тоже не могу в это поверить, — отвечаю я.
Отец делает глоток чего-то и продолжает:
— Андрей, прими мои соболезнования. Если нужна какая-то помощь, то просто скажи.