Индио не торопясь прошёлся по дому своего кровного врага. Это был хороший дом, настоящее гнёздышко. Под босыми ногами Индио расстилались мягкие лоскутные коврики, радовали глаз бумажные обои, где на светло-зелёном поле распускались нежно-розовые тюльпаны. Тут и там на стенах в геометрическом порядке висели литографии в рамочках, под настольными лампами были заботливо подстелены вышитые салфетки, а полированная этажерка была густо заставлена книгами – точнее, каталогами магазинов, торгующих по почте.
Бандит вошёл в спальню и замер, поражённый роскошью. Его глазам больно было смотреть на белые высокие подушки на искрящемся голубом покрывале. Толстый ковёр на полу гасил шаги и ласково прижимался к ступням, словно уговаривая никуда больше не идти, а остаться здесь. На туалетном столике красовались зеркало и изящная шкатулка из слоновой кости. А в углу он увидел настоящий фарфоровый умывальник с овальной раковиной и белым кувшином, и голубой шарик мыла лежал в фарфоровой мыльнице. Несколько белых полотенец свисали с вешалки, и казалось, к ним никогда ещё не прикасалась рука человека.
Индио взял кувшин, наклонился над раковиной и вылил воду себе на голову. Слегка вытер лицо полотенцем и бросил его под ноги. Теперь он знал, что сказать Баркеру.
– Ну что, амиго, как идут дела? Твоё хозяйство процветает? – поинтересовался Индио.
Баркер, прикрученный к стулу верёвками, поднял голову и прохрипел, с трудом разлепив разбитые губы:
– Отпусти… их…
– Нет! – закричала его жена, и ребёнок на её руках заплакал ещё громче. – Мы никуда не уйдём без тебя, Тимоти! Пусть забирают все, все деньги, все вещи, только пусть оставят нас с тобою!
– Заткнись! – повернулся к ней Индио. – Не лезь, когда мужчины разговаривают.
Хью и Кучилло по очереди били связанного Баркера плётками, а Нино и Слим держали его жену за плечи.
– Вот видишь, Ти-и-имоти, что может наделать один неудачный выстрел, – сказал Индио. – Лучше бы ты тогда убил меня. И мне было бы лучше, и тебе. И семье твоей тоже было бы лучше, если бы ты убил меня. Но ты не убил. И теперь… Сколько лет мальчику?
Он подошёл к женщине и наклонился над плачущим ребёнком. Из кармана своей жилетки Индио достал золотые часы на цепочке и покачал ими перед лицом малыша, но тот не перестал надрываться в крике. Индио поморщился:
– Сколько ему?
– Восемнадцать месяцев, – жалобно проговорила женщина.
– Как интересно. И я отсидел под землёй восемнадцать месяцев, – сказал Индио. – Неспроста такое совпадение. Как ты думаешь, Баркер? Твой ребёнок жил ровно столько, сколько я потерял из своей жизни. Ты видишь, Баркер? Он жил за мой счёт, ты видишь? И этот дом ты купил за мой счёт, и вся твоя жизнь – за счёт моей жизни. Видишь, как получается? Но пора отдать то, что ты отнял у меня. Отдай мне мои восемнадцать месяцев, Тимоти Баркер.
Индио раскрыл свои часы, и они заиграли. Крики ребёнка заглушали нежную мелодию, и Индио поднёс часы ближе к уху, блаженно улыбаясь, прикрыв глаза и покачивая головой.
– Уведите этих, – небрежно взмахнул он пальцами, не переставая улыбаться с закрытыми глазами.
Бандиты вывели женщину с ребёнком на руках во двор, закрыв за собой дверь, но детский плач звучал с прежней пронзительностью.
– Отпусти… Отпусти их! – выкрикнул Баркер, силясь встать. – Ты пришёл за мной, так убей меня! Но не трогай их, ведь они ни в чём не виноваты перед тобой!
Внезапно детский плач оборвался. В наступившей тишине переливалась мелодия часов.
– Что ты наделал… – прошептал Баркер, опуская голову.
В комнату вернулись Нино и Слим.
– Развяжите его, – приказал Индио. – Баркер, у тебя есть последнее желание? Наверно, есть. Например, вернуться в тот самый день, когда ты целился в меня, да?
Он рывком поднял Баркера со стула и вложил револьвер в его кобуру.
– Можешь выстрелить в меня снова. Но теперь всё будет по-честному. Посмотрим, как ты стреляешь, когда противник не стоит к тебе спиной. Мои правила такие. Слышишь эту музыку? Как только закончится, стреляем. Всё ясно? Приступим.
Индио отошёл к другой стене просторной комнаты и встал лицом к противнику. Баркер стоял, пошатываясь, по его скуле двумя струйками стекала кровь, но серые глаза из-под разбитых бровей смотрели твёрдо, не мигая.
«Динь-динь, динь-динь… ", наигрывали часы, замедляя темп. Баркер пошевелил пальцами у кобуры. Индио стоял неподвижно, презрительно улыбаясь.
Бандиты по-хозяйски устроились на стульях и кровати, равнодушно глядя на Баркера. Они привыкли к таким поединкам, которые Индио устраивал со своими пленниками. И мелодию эту они знали не хуже него. Вот, сейчас, ещё два мелодичных удара, и часы замолчат, Баркер дёрнется, но Индио, как всегда, выстрелит первым…