Лишний князь

Сначала он вдвоем с Гостибором облачил князя в толстую стеганую рубаху из грубой тяжелой ткани, смягчающей удары под кольчугой. Ее нужно было завязывать тесемками на спине, и они вдвоем провозились с завязками довольно долго. Подшлемник Всеволод надел сам, а вот натянуть кольчугу он один бы не смог. Поверх кольчуги ему нацепили тяжелое стальное зерцало из двух досок — их тоже пришлось шнуровать на боках грубыми ремешками из бычьей кожи. Осталось еще железное ожерелье, защищавшее шею, наплечники, наручи, набедренники и наколенники. Весило это добро не меньше двух пудов, однако таскать его на ногах князю все равно не пришлось бы — весь бой он не собирался спускаться с коня. Узнать его можно было издалека по серебряным узорам на груди. Серебряная пластинка с изображением Перуна с копьем была и на его шлеме, но там она была украшена золотом, и это был единственный шлем с позолотой во всем войске — второго такого не было ни у кого.

Буривой сам подал ему меч в драгоценных ножнах и щит, обшитый снаружи железом. И меч, и щит были настоящими произведениями оружейного искусства. Поверхность щита была выкрашена в грозный рдяной цвет, поверх которого красовалось семейное изображение рода Мстиславичей — парящий сокол, сжимающий в когтях дубовую ветвь с позолоченными желудями.

— Ты со своими всадниками не торопись в бой, — одеваясь, отдавал последние наставления Всеволод. — Без моего приказа не выезжай. Я дам тебе знать, когда будет время.

Одев князя и обняв его на прощание, Буривой поспешил к себе. Его собственный оруженосец, Избыгнев, ждал его перед палаткой с конем в поводу.

Это был лихой и хваткий парень чуть старше двадцати лет. Многочисленные друзья и знакомые узнавали его издалека: его трудно было спутать с кем-то другим. Ходил он, заметно прихрамывая на левую ногу, а через его рябое и вечно ухмыляющееся лицо шел наискось толстый багровый рубец. Рубец этот рассекал его левую бровь, отчего глаз его почти всегда был прикрыт, расплющивал кончик носа и терялся на правой щеке. Это придавало его лицу хищное выражение, отчего люди, видевшие его впервые, пугались и на всякий случай сторонились.

Битва на Яворовом огнище

В поле было прохладно, с травинок и листьев скатывались капли росы. Туман начинал рассеиваться, и в лучах только взошедшего солнца они сверкали, как драгоценные камни. Солнечный Дажьбог вывел свою полыхающую колесницу на небо, и его ослепительный шлем, освещающий всю подселенную, виднелся над краем леса, прижавшего поле к ручью. Лето едва успело начаться — только недавно сошло половодье, реки вернулись в свои берега и снова сделали пути проходимыми. Этим и воспользовались сыновья удельного князя Немира Милорадовича, по прозвищу Лиходей, чтобы в очередной раз попытаться захватить столицу и навязать ей свою власть.

Сам Немир Милорадович, уже глубокий старик, не мог сидеть на коне и оставался в своем уделе — Лихославле. Но двое его сыновей и их бояре, жаждавшие получить еще больше власти и еще больше вотчин, неудержимо рвались к Великому Миру-городу.

Избыгнев помог Буривою завязать подкольчужник, натянул на него кольчугу с зерцалом, подал шлем с узором в виде змеи. Придержал стремя коня по прозвищу Разгуляй — гнедого, с черной гривой и белым пятном в виде осинового листа на лбу. Затем развернул полковое знамя и принялся дуть в трубу, подзывая к себе всадников их полка. Трубил он просто ужасно — из медного жерла вылетал страшный рев, но сейчас именно это и было нужно. Вскоре вокруг них стало не протолкнуться — конные воины, одетые кто во что и вооруженные всеми мыслимыми видами оружия — копьями, сулицами, луками, кистенями, саблями, топорами и еще черт знает чем — столпились вокруг них, ожидая выступления. Их кони, от превосходных норовистых скакунов, купленных на востоке за большие куны, до никудышних рабочих лошадок смердов, дышали паром и ржали. Новенькие блестящие кольчуги, кожаные доспехи с нашитыми железными пластинами, толстые стеганки, а то и просто обнаженные тела, перехваченные ремнями — все это мельтешило и мелькало в глазах.

Пешие полки уже начали выстраиваться на поле — в середине, как и было оговорено, двигался большой полк во главе с тысяцким Твердиславом, перед ним ехали отлично вооруженные княжеские слуги, далее двигались городские и сельские ополченцы Держимира, и наконец шли войска Ярополка Вышеславского из дружественного удела.

— Пора и нам выезжать, княже, — сказал боярин Видослав Рославич, который служил воеводой в полку, доставшемся Буривою.

Это был высокий и статный мужчина лет тридцати, в отличных доспехах, окруженный целой толпой личных телохранителей.

— Да, едем! Избоша, труби! — велел Буривой.

Избыгнев заиграл выступление. Огромный табун всадников медленно сдвинулся с места и лавиной поплыл за своим воеводой. Поднялся страшный топот, в котором тонули голоса людей, бряцание оружия, и даже конское ржание. Люди были лихорадочно возбуждены — они ждали смертного боя, и это делало их лихими, веселыми, бесшабашными.