— Разве во главе не должен быть самый сильный, — Насу-но оказался самым смекалистым, быстро закивал, помогая девушке убедить упрямца, — самый благородный, — тут уже подключился Моккун, который подошёл к Шимацу, что-то сказав про искренность слов, но это не важно, — самый умный… — Нобунага кивнул один раз, а потом как запротестовал:
— Не согласен! — и запыхтел, шумно раздувая ноздри.
— Идиот, — раздосадованно протянула Масахиро, сгорбившись. Тоёхиса же понял попытку одурачить его и наехал на Нобунагу, как на самого старшего. Тот ему начал втирать про то, что они ему «место уступили», а Шимацу и сейчас не понял, так что Ёичи сказал забить на это дело, ибо горбатого могила исправит. А после лучник тихонечко подобрался к Масахиро, осторожно так ткнул пальцем между рёбер, и та вытянулась по струнке, но ни единого звука не произнесла.
— Спину прямо держи, — только и сказал Насу-но, а после зыркнул так недоверчиво в сторону Олминэ, что та подскочила, на это он усмехнулся как-то по-доброму (?). А Масахиро ощутила знакомые изменения в пространстве, что незаметны обычному глазу. Она отчётливо ощутила посторонний звук, но услышать его не могла, зато признала. Обычно такое происходило, когда оммёдзи общались с помощью мыслей. Это считалось высшим мастерством, когда никто не мог поймать за сим занятием. Самураи такого точно не умели, а в подозрении только Олмине…
***
Бусидо рода Абе-но
К смерти следует идти с ясным сознанием того, что надлежит делать самураю и что унижает его достоинство.
Следует взвешивать каждое слово и неизменно задавать себе вопрос, правда ли то, что собираешься сказать.
Необходимо быть умеренным в еде и избегать распущенности.
Уважать правило «ствола и ветвей». Забыть его — значит никогда не постигнуть добродетели, а человек, пренебрегающий добродетелью сыновней почтительности, не есть самурай. Родители — ствол дерева, дети — его ветви.
Самурай должен быть не только примерным сыном, но и верноподданным. Он не оставит господина даже в том случае, если число вассалов его сократится со ста до десяти и с десяти до одного.
Верность, справедливость и мужество — три природные добродетели самурая.
Сокол не подбирает брошенные зёрна, даже если умирает с голоду. Так и самурай, орудуя зубочисткой, должен показывать, что сыт, даже если он ничего не ел.
Самурай должен, прежде всего, постоянно помнить, что он может умереть в любой момент, и если такой момент настанет, то умереть самурай должен с честью. Вот его главное дело.
========== Бойтесь, люди, “скитальцы” идут! ==========
Кружится и кружится неустанно «дева света и добра» вокруг старого и невероятно огромного древа сакуры, она танцует, а нежные розовые лепестки медленно опадают на сырую землю, по которой дитя ходит босиком. В этот счастливый момент девчонка лет двенадцати преподносит лёгкий и изящный танец старому духу древа. А в стороне стоит невероятно молодой для своих лет старик, он улыбается и не может нарадоваться со своей внучки, самого дорого человечка в мире. А девчонка всё танцует под дождём лепестков и цветков да радуется.
Быть оммёдзи тяжело, но сей труд высоко вознаграждается. Ещё и в радость, когда есть хороший учитель — дедуля. Хотя и дедом его не назовёшь, но более заботливого человека, чем он, мир духов не знал. Этот старик был силён, и он мог защитить своё сокровище, быть может, внучка стала бы сильнее его, но…
— Масахиро, он не вернётся, никогда не вернётся, — Моккун пришёл в храм, что приказал построить император Итидзё (Канэхито) в честь Абе-но Сеймэя ещё при жизни оного, пришёл, чтобы успокоить единственного дорогого оставшегося человека. Он не посмел переступить порог и лишь наблюдал за девчонкой, которая беззвучно плакала и не могла остановиться. Никто не мог её утешить уже седьмой день. А верный шикигами не умолкал: — Он не вернётся…
— Тогда зачем превосходить мёртвого?! В его желании больше нет смысла! Он обещал жить… — последние слова прошептаны с горькой тоской. А девчонка снова плачет и не желает останавливаться. Зачем так поступает? Никто из людей, даже родные не смогли понять её боли, но дух огня только смирился, хотя предпринимал попытки остановить свою хозяйку.
— Ты уже совсем без сил, — с горечью тянет зверёк, но ему не дали шанса.
— Пусть… — девичий голос совсем тихий, слабый. — Слёзы — один из признаков человечности. Я больше никогда не заплачу! — крикнуть во весь голос не получилось, а слёзы льются, как в сезон Цую*. — А после стану сильнее и убью всех, я отомщу врагам семьи, заменю императору брата, превзойду деда, — тихое заявление в пустом темном храме. — Пока я жива, самураи будут служить императору, никакого сёгуната и в помине не будет! — можно сказать, что девочка устала и просто не знает, как избавиться от боли, но все её слова правдивы. Ведь ей и так не дано расти вместе с остальными девчушками, так почему бы не воплотить желаемое в реальность.
— Но Сэймэй не вернётся, — последняя попытка утешить себя? Шикигами уже не сможет или не захочет отговорить единственную внучку великого оммёдзи.