Лишний в его игре

До вечера я маюсь: то пытаюсь отвлечься на учебу, то снова звоню в соседскую дверь. Мне хочется наорать на Ярослава, иначе я просто взорвусь! Но он все не появляется. Пора собираться на работу, а то опоздаю.

Топаю по гравию, перешагиваю через шпалы. Дышу шумно, обиженно. Еще и жарко. Сегодня теплый день, днем было плюс пятнадцать, а у меня из верхней одежды только зимняя куртка и ветровка. Сейчас я парюсь в зимней. Она черная, прямая и длинная. Чересчур широкая, сидит на мне безобразно. Я даже шапку зачем-то напялил, но на улице сразу же снял и сунул в карман.

У железнодорожного моста я чувствую запах краски. Оглядываюсь по сторонам. Неужели компашка Ярослава здесь? Они постоянно тусуются поблизости. Может, и сам Ярослав с ними? Наверху никого. Тогда я спускаюсь под мост, осматриваюсь и ликую: он тут! Без своих парней, один. Малюет что-то на бетонных сводах.

На нем желтая куртка с капюшоном, отороченным мехом. Он слушает музыку в наушниках, рисует объемные буквы, подпевает и пританцовывает. Возле него расставлены баллончики с красками. Он меня не видит и не слышит.

— Эй ты, крыса! — кричу я.

Ноль реакции. Быстро подхожу со спины и срываю с него наушники. Из них доносится голос Эминема. Ярослав резко, напряженно разворачивается, но, увидев, что это я, расслабляется и принимает скучающий вид. Молча, насмешливо ждет.

— Ты просто крыса! — Я толкаю его.

— Эй, изи, изи! Я ведь и сдачи могу дать!

Ярослав держится нахально, зная о своем преимуществе в физической силе.

— У меня три! — возмущаюсь я. — Три за четверть по твоей милости! Доволен?

Он торжествующе улыбается:

— Чел, это кульно!

— Украсть мою работу, а потом подложить назад испорченную — браво, Ярослав! — Я хлопаю в ладоши. — Только последний конченый урод на это пойдет!

— Поправочка: предпоследний, — хмыкает он. — За моей спиной говорить моей маме всякое дерьмо про меня — вот на такое точно пойдет последний конченый урод!

Я знаю, что не должен оправдываться. Но ничего не могу поделать. Снова взрываюсь:

— Я ничего не говорил! Ты сам себя накрутил, больная ты истеричка!

Да когда он наконец поймет, что я действительно не виноват?

— Ага, так я и поверил! — бросает он, тоже заводясь все сильнее. — Урод! Такие, как ты, только и умеют, что тырить чужое! А теперь жри что полагается! Пусть тебя вообще из школы турнут, подохни на улице, это лучшая для тебя участь!

От злости меня бросает в жар. Я толкаю Ярослава, выкрикиваю:

— А ты… ты… Ты просто отброс общества и кончишь на мусорном полигоне! Если бы она знала, что ты станешь таким, то точно бы сделала аборт!

Лицо Ярослава перекашивается. Он толкает меня раз, второй — и сбивает с ног. Я падаю прямо на баллончики. Ярослав наваливается сверху, хватает первый попавшийся — с розовой краской — и наводит на меня.

— И кто мне это говорит? — кричит он и распыляет краску мне по одежде и лицу. Я кашляю, плююсь. — Высер гонорейной шлюхи и алкаша-сифилитика?

Ярость придает мне сил. Бью Ярослава в нос, он охает, хватается за лицо. Я сбрасываю его и подминаю под себя. Мой черед схватить баллончик.

— Еще слово скажи о моем отце, и я тебя урою!

Я распыляю черную краску по лицу Ярослава. Он в ответ пшикает в меня розовой.

— Милиция! Встать! Быстро встали, вандалюги! — раздается грозный рев.

Мы вскакиваем. Три милиционера приближаются к нам с обеих сторон.

14

— Стоять на месте, руки вперед! Что в руках? Руки показали! Быстро положили на землю! — рявкает один из них.

Слева — менты, справа — менты. В наших руках — баллончики с краской, то есть орудия преступления. За нами — бетон, а впереди — река, которая в этом месте больше напоминает мелкий ручей. Ярослав соображает быстрее меня — уже рвет по ручью на ту сторону. Я тут же мчусь за ним.

— А ну стоять! Стоять, кому сказал! — орут сзади.

А мы бежим прочь все быстрее. Я все еще сжимаю баллончик. Выбросить? Нет, на нем мои отпечатки пальцев, вдруг меня по ним найдут? Милиционеры мешкают — но наконец желание поймать «вандалюг» перевешивает нежелание промочить ноги. Когда мы с Ярославом выбегаем из-под моста, я слышу за спиной шлепанье по воде.

Сердце бьется в горле, я в панике. Впереди — светлая макушка Ярослава, и я стараюсь не упустить ее из виду. Мы бежим по моему стандартному маршруту до хлебозавода: через дачный сектор. По узким извилистым тропинкам, над которыми с двух сторон угрожающе нависают покосившиеся заборы из ржавых листов железа. Тропинки все в грязных лужах. Где-то на них валяются доски. Грязь из-под ботинок Ярослава летит на меня. Даже на лицо попадает, мерзко.

Молюсь, чтобы очередная тропинка не окончилась тупиком… За спиной гремят крики, придающие ускорения:

— А ну стоять! Стоять, вандалюги!

Мы наконец выбегаем из дачного сектора. Упираемся в канал, который ограждает нашу часть города от зоны с водохранилищем. Сбежать бы туда… но ведь охрана не даст, через контрольный пункт пропускают только жителей острова!