Лишними не будут

Решетов спокойно отрезал еще ломоть мяса, перенес на тарелку.

— Ну, а что дальше? — спросил он.

— Я, похоже, не туда заехал, — пробормотал Лев. — Автобум меня ошарашил.

— Кушай, Лев, — сказала Тоня, — ты совсем не закусываешь.

— Ну, а что она еще говорила, Заварзина? — монотонно продолжал Решетов, неторопливо прожевывая.

— Как водится... Начальник СУ, а ответственности настоящей нет. И текучесть у него большая, и зарплата опережает выработку на одного рабочего.

— Все знает, — ровно сказал Решетов и налил себе минеральной воды.

— Нет, Игорь, это возмутительно! — проговорила Тоня с досадой. — Ты как будто сам не знал, что именно так получится. Пойди к ней и сам с ней поговори. Извинись, объясни или как-нибудь еще, не знаю... Но — возмутительно. Едешь на рыбалку в канун такого праздника. Сам же ставишь себя в дурацкое положение.

— Не спорю, — согласился Решетов. — Пойду поговорю.

— С ним вообще что-то творится неладное в последнее время, — заговорила Тоня, обращаясь ко Льву. — Смотри, как поседел, просто сивый стал.

— Лучше быть седым, чем лысым. — Лев легонько почесал свои поредевшие на темени волосы.

Решетову было тридцать лет, как и Льву, но выглядел он гораздо старше.

— Есть от чего поседеть — текучка, — Решетов слабо усмехнулся. — Выработка, понимаешь, отстает. Оставим.

— Нет, не оставим, — возразила Тоня. — Если Лев тебе друг, а я тебе жена, то мы и должны поговорить втроем.

— Нет, оставим, — тверже проговорил Решетов. Запахло скандалом.

— Я с ним сам поговорю! — угрожающе сказал Лев, но — слишком угрожающе, несерьезно. Не мог он, не умел он «поговорить» ни с кем, а с Решетовым тем более.

Тоня замкнулась. Молча собрала косточки со стола, тщательно завернула их в газету.

— Опять санитарке? — спросил Решетов.

— Опять санитарке, — с вызовом ответила она.

— Сме-ешно, — решил Решетов.

Лицо Тони потемнело.

— Понимаешь, Лев, у нас нянечка работает, Семеновна, пожилая, одна живет, с двумя детьми. Частный домик, собака там у нее. Семеновна просит: не выбрасывайте косточки, приносите мне. Вот я и приношу. Что здесь плохого?

— Ничего, — ответил за Льва Решетов. — Просто несолидно врачу таскать кости для санитаркиного барбоса.

Лев не слушал Решетова и смотрел на Тоню с нежностью. Налил себе коньяка, оставив в бутылке чуть-чуть, на донышке.

— Да уж выливай весь, — подсказал Решетов.

— Не-ет, — запротестовал Лев. — Так меня еще дед учил — оставляй на донышке. Для близиру. А косточки — это хорошо, Тоня, ты — человек.

Тоня выпроводила Иринку спать, молча подала чай.

— Кушай, Лев, кушай, — рассеянно сказала она. — Вот варенье, вот сахар...

Решетов вышел проводить гостя. Свернул в сторону гаража, но Лев стал отказываться:

— Пешком пойду, хочу проветриться. Тепло, хорошо.

— Не лишай меня удовольствия посидеть за баранкой, — сказал Решетов. — Я только этого и ждал весь вечер.

Он вывел машину, открыл дверцу Льву, тот сел, поехали.

— Сколько лет она у тебя, а все новая, — подивился Лев.

— Технику надо любить, Лев. Как женщину. — Теперь, в машине, Решетов стал другим. Странная улыбка блуждала по его лицу. Слабый свет со щитка приборов шел чуть снизу и делал лицо Решетова неузнаваемым. — Как женщину, ее надо любить и даже больше. Она и похожа на женщину, Лев. Посмотри на капот, как живот у женщины, а боковые утолщения для фар — как бедра, особенно ночью, посмотри внимательней. — Глаза его похотливо светились, и Льву стало неприятно.

— Я пил коньяк, — сказал он, — а тебя развезло.

— А на сиденья глянь, — продолжал Решетов не слушая, — какие они округлые, какие упругие, так и тянут к себе — наваливайся, слушай, как вздыхают пружины, особенно ночью, когда тихо, интимно...

Лев старался на него не смотреть. «Волга» шла плавно, перед перекрестками тормозила мягко. Льва даже не качнуло ни разу. И руки Решетова не дергались, не метались к рычагам, а делали едва заметные плавающие движения.

— Когда будут приличные скорости, километров триста, — продолжал Решетов, — произойдет отбор, шваль в сторону, за баранкой останутся боги техники, избранники, крылатые ангелы...

— Черти, — продолжил перечисление Лев, не желая сдавать позиций, — рвачи, маньяки.

— Ха и еще раз ха! — отозвался Решетов и неожиданно сменил тон. — А техпаспорт ты мне так и не достал. Год прошел. Или обещанного три года ждут?

— Ты же не просил больше! — возмутился Лев. — Не напоминал, а я подумал, значит, отпала нужда.

— Левицкий опять звонил, перед маем.

— Какой Левицкий?

— Да тот, с авторемонтного, нужный человек, просил помочь. Они там опять левую машину собрали, документ нужен. Ты для себя-то хоть достал техпаспорт?

Лев помедлил с ответом.

— Ты только не ори на меня, Игорь, не надрывай голосовые связки, если можешь.

— Ну?

— Я променял свою машину без документов на старый «Москвич» с техпаспортом. От греха подальше.

— Кузов от «Победы», волговский мотор, всё в ажуре, променять на старый «Москвич»! — возмутился Решетов. — Ну и олух ты, Лев, прости меня, олень рогатый, кто так делает?!

— Вот брошу пить, — осторожно пообещал Лев, — и начну ездить, стану богом техники.