Лисичка(СИ)

Внезапно спиной что-то чувствую. Поворачиваюсь - конечно же, это Карина, и, конечно же, она шикарна. Длинные волосы распущены, свободная футболочка открывает загорелое плечо, брючки в облипочку, туфельки на платформе и сумочка к ним. Дать бы тебе, Карина, молотком по голове, какая же ты красивая. Чуть не сказал это сейчас.

- Привет.

А неплохое бы начало разговора получилось, с молотком по голове. Но шанс упущен.

- Эй, привет, говорю.

- Что ты насвистела Гарику? В своих мечтах он уже рукопожимается с Трансрёмером и пилит луки в сортире Стокгольмского университета.

- Да Трансрёмер не проблема как раз. Я правильно понимаю, что ты не рад меня видеть?

- А ты и правда психолог. Наверное, хороший.

- Не жалуются. Если хочешь, могу тебя проконсультировать.

- Да, хочу.

- Когда? Где?

- Здесь и сейчас, - начинаю сразу и всерьёз.- У меня проблема с младшей сестрой моего покойного друга. Она крышей поехала. Что делать, док?

- Женись на ней, и всё пройдёт, - как ни в чём не бывало срезает меня Карина. - Я знала, что с тобой скучно не будет.

- Как у тебя всё просто.

- А у тебя нет. Три дня на телефон не отвечал. Почему?

- На даче был.

- Бегаешь от меня?

- Что? - началось. Примкнуть штыки.

- Бегаешь. Трус.

- Бегаю. Но я не трус. Мне показалось, что ты пьяная была. И я думал, что ты уедешь уже, квартиру продав. И мы будем считать, что этого разговора не было.

- Думать и считать - не самые сильные твои стороны, ковбой.

Я же ей сейчас по морде дам. То есть по лицу. Вот по этому милому трогательному личику прямо с правой заряжу. Вот прямо в эту смелую игривую улыбочку, и чтоб зубы горохом по асфальту. Ровные белоснежные зубы. Губки маленькие и аккуратные. Носик с аккуратно закрашенными веснушками. Девочки думают, что мы не видим, а всё видно. Зачем вообще закрашивать веснушки, веснушки - это же круто. У меня их нет, и я страдаю. Не закрашивай веснушки, Карина.

- Как скажешь, дорогой.

Я это сказал вслух, про веснушки. Шандец.

- Может, пойдём? Все зашли уже. Билеты у тебя?

У меня билеты, у меня. Пойдём, перед смертью не надышишься. В конце концов, чего это я стесняюсь - со мной не просто тёлочка, а иностранная журналистка. Я её в "Пропке" подцепил, как и полагается. Выкусите, хипстеры - вам такого не светит. Кажется, я начинаю понимать, что значит быть Гариком - давать людям то, что они хотят от тебя получить. Не усложняя. Хватит усложнять, действительно.

Как же о ней много лишнего говорят!

Каждый сказать имеет, как будто ему неймётся.

С каждого всхлипа кормятся тысячи поварят,

Счетоводов любви, мастеров зажиранья эмоций.

Вот она, кстати, ползет.

Счетовод.

Все не только зашли, но уже и расселись. Свет выключили, ни черта не видно, где там этот грёбаный четвёртый ряд. Однако ж в рабочий день полный зал собрать не удалось - два последних ряда пусты. Забираемся на последний ряд - отвращение от полоскинской недопоэзии обратно пропорционально квадрату расстояния до Полоскиной. Самой звезды на сцене пока нет, но музыканты уже расселись. За перкуссией замечаю предателя Никритина и тяжело вздыхаю. Ну что ж, хана тебе в центральной прессе, предатель Никритин. С другой стороны, почему сразу хана - может, деньги человеку нужны. Я и не такой хернёй за деньги занимаюсь. Я за деньги на этот концерт пришёл, например. Нет, не хана наверное. Впрочем, посмотрим.

- Знаешь, почитала я эту Веронику, - Карина устраивается поудобней, игриво посматривая на меня.

- Прими мои соболезнования.

- Ну ладно тебе, не так плохо же.

- Кому и кобыла невеста.

- Ты просто завидуешь, что на сцене она, а не ты.

- Бывал и я на сценах, ничего особенного.

- Но сейчас там она. А ты завидуешь и злишься.

- Я ждал от тебя большего, - вздыхаю и отворачиваюсь. - Просто тексты у неё барахло, и всё. А стоять на сцене не так прикольно, как кажется.

- Ой какой циничный, уставший от жизни журналюга, - Карина улыбается, и под аплодисменты выходит Вероника Полоскина, довольная и пафосная. На ней чёрная безразмерная хламида и джинсы, что убивает нафиг и так довольно условную сексуальность. Поэзии чистый родник будет. Она рада нас всех видеть, и как здорово, что мы пришли. Давайте начнём. Помоги мне, Господи. Начали с хита, по сюжету которого объект вожделения должен был различными способами коммуницировать с лирической героиней. А в случае ухода искать пути и не воротиться. Способы предлагались как вполне обыденные, вроде вязи осмысленной, так и совершенно экзотические, вроде "шелестью рисовой".

Шелестью рисовой, ага. Прямо так и сказала. Косматый облак надо мной кочует, всё кочует и кочует. Господи, Иисус Иосифович, вот ты меня оставил, отвернулся от меня, а я тут претерпеваю муки. Не совсем, конечно, во твоё имя, но, может, мне это всё-таки зачтётся куда-нибудь, а?

Девочка, стой. Привет, я хочу с тобой отношений.

Да, отношений. И чтоб говорить о них.

Ты, только ты будешь моею жертвой, моей мишенью.

А путешествие кончилось, дальше поедем вниз.

И закатай губу.

Бу.