Лисий хвост, или По наглой рыжей моське

— Можешь списать это на мои предчувствия. Которые не подвели. Так что здесь делала эта рыжая?

— Гостила у Нелли, — Даянира поджала губы. — Радовалась каждой спокойной минутке, когда не надо куда-то бежать и постоянно быть начеку. Отогревалась душой, понимаешь? Смеялась, дурачилась… отъедалась. — Сказано все это было с таким упреком, словно он лично морил хвостатую голодом.

— Поесть для нее — святое!

— Тебе лучше знать, у нас она всего третий день жила. Что ты так удивленно смотришь? Раньше я могла много чего простить тебе, закрывая глаза и на скверный характер, и на необщительность, и на эти вечные секреты. Глупо было питать какие-то иллюзии.

— А сейчас, значит, не питаешь? — нагнулся он, опираясь о колени.

Даянира помотала головой.

Он до сих пор не мог поверить, что человеческая женщина может быть так красива в ее возрасте, с тремя детьми и непростой судьбой. Даже в свои девятнадцать она не выглядела столь… удивительно прекрасной. Тогда это была милая девушка с живыми глазами и искренностью во взгляде и речах. Сейчас же перед ним умная красивая женщина с открытым сердцем.

Ядовитая усмешка лишь на миг легла на его губы, погаснув вместе со вспышкой горечи. Ведь эта женщина могла стать его женой. Могла…

— Ты ведь не зря отослала Нейллина? Так говори!

— Не зря. Нейллин очень привязался к девочке. Я лишь раз видела в его глазах такое восхищение кем-то. Так он смотрел на тебя. Сам уже попробовал наших женщин — они все мягкие да слабые, разморенные сытой жизнью графства. А эта клыки щерит. Теперь подумай, что происходит с Нелли, если он видит, что вы с Лисой… так откровенно враждуете? И что будет, если он узнает, насколько это непростая вражда. Ты хочешь вызвать у сына ненависть?

— Разумеется, нет, — фыркнул Рейвар. Ему не хотелось затрагивать эту тему, но пришлось. Иначе потом могут возникнуть ненужные недосказанности и подозрения. — Что значит «непростая вражда»?

— Рейвар, не надо делать вид, что ты не понял. Я в это не поверю. Будь девочка тебе безразлична, ее давно бы не стало, ведь так? Или бы братец замучил, или бы ты ее догнал. Я не верю, что эта неловкая девчонка столько раз ускользала от тебя. Словно песок сквозь расставленные пальцы. По тому, как ты с ней играешь, сразу понятно, что у тебя в предках был оборотень. Жестокие звериные игры. Знаешь, я раньше считала чудовищем своего брата. — Даянира отвернулась, но едва уловимый соленый запах слезинок выдавал ее. — И… можешь называть меня кем угодно, но я не расстроилась, когда узнала о его смерти. Несмотря ни на что. Это безумие прекратилось. Но объясни мне… объясни, как ты мог причинять боль… ей? Как вообще можно было додуматься пытать подобное существо?

— Что она тебе рассказывала? — Рейвар не собирался прятать взгляд и скрывать собственные мечущиеся чувства.

— Об этом? Почти ничего. Сказала, что однажды очнулась в каком-то подземелье, что ее спрашивали непонятно о чем, потом отдали Бартоломео. Я бы и так догадалась, что ее не просто «спрашивали», все же не сельская дурочка. Лисавета мало рассказывала, больше плакала. Мне кажется, она только в тот момент и осознала, что же с ней произошло, словно сама поверить боялась. Сказочница наивная. Но одна фраза просто душу мне вывернула. Лиса сказала, что у тебя были ледяные глаза. Причем сказала так, будто страшнее ничего в жизни не видела. Скажи, ты, правда, причинил ей боль?

— Правда. — К чему отпираться. — И сделаю вновь, лишь бы узнать истину.

Даянира подняла на него удивленные, покрасневшие от слез глаза. А Рейвар скривил губы в довольно жалкой попытке усмехнуться.

— Я лэй’тэ, Даянира. Во многих странах этот титул носит тот, в чьих руках сосредоточена армия. А у полукровок всегда все гораздо сложнее. Мое основное занятие — спасать тех, кого хотят лишить жизни только потому, что их кровь нечиста. Ездить по миру вместе со своей гвардией, вместе с теми самыми ребятами, что пришли сейчас к вам на помощь, доверять им. Знаешь, большинство из них такие же найденыши, четвертые дети в семье. У нас принято четвертым ребенком брать кого-то из найденышей. Они вырастают в тепле домашнего очага, окруженные любовью приемных родителей. А потом снова приходят к лэй’тэ. Не потому, что их кто-то принуждает, а по зову сердца. Эти ребята хорошо понимают, ради чего мы рискуем, влезая в чужие страны, чужие разборки, чужие судьбы. С половиной из них я вырос, а другую половину собирал по всему миру. Они доверяют мне, они пришли со мной. А потом четверых убили. Подло и без затей, расстреляв из засады. Я бы самолично прикончил рыжую, если бы это могло вернуть их.

— Но ее-то за что?

— Никогда не думал, что кто-то из полукровок станет обвинять девушку за то, что она родилась хвисой.

— Как это? Хвост стал чем-то предосудительным?