Читаем Лисий перевал : собрание корейских рассказов XV-XIX вв. полностью

— Несколько дней назад слышал я, ничтожный, ваше приказание. Уже тогда я знал одно место, о котором надо было бы доложить вам. Но сколько я ни думал об этом деле, мне все казалось, что оно очень трудное. Потому-то я и не доложил вам тогда о нем. Но потом, поразмыслив как следует, я решил, что вы, господин атаман, непременно придумаете какую-нибудь ловкую хитрость, когда, как говорится, люди появляются и исчезают, будто божества или бесы! Соблаговолите же выслушать меня. В этой провинции когда-то был большой постоялый двор, который содержал некий весьма почтенный мошенник по имени Пэк Тончжи. Скопил он тогда всякого добра на несколько сот тысяч лян. А теперь он снова взялся за старое. Построил на большой дороге огромный дом и, бывает, вечерами принимает по нескольку сот людей с лошадьми. Частенько останавливаются там и богачи. Этот постоялый двор расположен в очень большой деревне, и потому грабить его опасно. Если только нас поймают, то не успокоятся даже после того, как по десять раз перережут глотку каждому! Вот потому-то я и не осмеливался докладывать вам. С другой стороны, если бы нам удалось обчистить этот постоялый двор, то все в нашем стане смогли бы разбогатеть. Вот что я хотел доложить вам!

Чхунгён выслушал его и громко воскликнул:

— Здорово! Сказал бы об этом раньше, так мы повременили бы с домом чинса Кима и занялись бы сначала этим, поистине, стоящим делом! Так деревня, говоришь, там большая, постоялый двор стоит на проезжей дороге, и в нем останавливается много богатых проезжих? Ну ладно, я хорошенько все обдумаю. И если это дело нам удастся, то каждый в нашем стане будет обеспечен на всю жизнь, а твоя заслуга в этом будет, конечно, немалой. Теперь же все ступайте и ждите моего приказа.

Разбойники, услышав его слова, запрыгали от радости и закричали:

— Ну, на этот раз у нас тоже хорошенькое дельце будет! Лет десять мы сможем в праздности и довольстве проводить время.

Словом, все они очень обрадовались. А через три дня Чхунгён приказал собрать всех людей во дворе и обратился к ним с речью:

— Один знаменитый полководец древности говаривал: «Как добудешь тигрят, если не войдешь в логово тигра?» Этим он хотел сказать, что если побоишься опасности, то дела не сделаешь. Однако не стоит подвергать себя напрасному риску. Ведь обычно мы действуем так: под покровом ночи перелезаем через ограду и, продырявив стены и разобрав крышу, начинаем грабить. Но вдруг хозяин услышит, вдруг поднимет тревогу? Тогда нам будет очень трудно скрыться: помешают и высокая ограда и глубокие канавы вокруг постоялого двора. И если кого-нибудь из нас поймают, то большим счастьем будет, если его убьют сразу! Но его, конечно, не убьют. Свирепые чиновники из сыскного ведомства станут пытать его. Они свяжут ему руки и ноги, будут прижигать ему тело раскаленным докрасна железом и промасленной бумагой, нещадно бить палками. А уж если человек подвергнется всем этим ужасным пыткам, то каким бы сильным и выносливым он ни был, ему ничего не останется, как выдать остальных. А раз так, то и те, которых не схватят, ни на минуту не будут спокойны, не смогут ни есть, ни спать. В постоянном страхе будут они высматривать, не из сыскного ли ведомства идут к ним, не тюремщик ли. И даже в высоких просторных жилищах, разодетые в расшитые шелковые одежды, с целыми горами денег и риса, они всю жизнь будут испытывать острую тревогу, которая на десять, а то и на все двадцать лет может сократить жизнь! Разве можно постоянно переживать такие страхи ради какой-то жалкой сотни или тысячи монет? Вот потому-то я и составил один план. Это, поистине, такая ловкая хитрость, что будь то сам бес — мы и его, пожалуй, проведем!

Слушайте внимательно. Завтра вы все подойдете к какому-нибудь горному ручью, нарежете побольше ивовых прутьев, и каждый пусть сплетет себе по одной корзине, в которой он смог бы поместиться. А через пять-шесть дней мы отправимся на постоялый двор. Внутри выстелите корзины бумагой, чтобы вас не было видно, взяв по одному мечу, ляжете в эти корзины, сверху их закроют крышками и обвяжут веревками. На одного вола навьючат по три-четыре корзины. На каждые четыре-пять волов будет по одному погонщику, а два-три человека будут сопровождать груз. Они придут на этот постоялый двор, скажут, что везут из Чечжу особый груз для государя, очень боятся разбойников и потому просят запереть ворота получше и не пускать больше на постоялый двор ни одного носильщика или проезжего. Они скажут также, что поставят все корзины в какой-нибудь большой кладовой и — разве это не очень ценный груз? — при них непременно должны остаться для охраны сопровождающие чиновники и погонщики. А ночью, когда хозяин крепко уснет и все вокруг стихнет, я войду в кладовую, перережу ножом веревки и всех выпущу из корзин.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Поэмы
Поэмы

Удивительно широк и многогранен круг творческих интересов и поисков Навои. Он — РїРѕСЌС' и мыслитель, ученый историк и лингвист, естествоиспытатель и теоретик литературы, музыки, государства и права, политический деятель. Р' своем творчестве он старался всесторонне и глубоко отображать действительность во всем ее многообразии. Нет ни одного более или менее заслуживающего внимания вопроса общественной жизни, человековедения своего времени, о котором не сказал Р±С‹ своего слова и не определил Р±С‹ своего отношения к нему Навои. Так он создал свыше тридцати произведений, составляющий золотой фонд узбекской литературы.Р' данном издании представлен знаменитый цикл из пяти монументальных поэм «Хамсе» («Пятерица»): «Смятение праведных», «Фархад и Ширин», «Лейли и Меджнун», «Семь планет», «Стена Р

Алишер Навои

Поэма, эпическая поэзия / Древневосточная литература / Древние книги
Рубаи
Рубаи

Имя персидского поэта и мыслителя XII века Омара Хайяма хорошо известно каждому. Его четверостишия – рубаи – занимают особое место в сокровищнице мировой культуры. Их цитируют все, кто любит слово: от тамады на пышной свадьбе до умудренного жизнью отшельника-писателя. На протяжении многих столетий рубаи привлекают ценителей прекрасного своей драгоценной словесной огранкой. В безукоризненном четверостишии Хайяма умещается весь жизненный опыт человека: это и веселый спор с Судьбой, и печальные беседы с Вечностью. Хайям сделал жанр рубаи широко известным, довел эту поэтическую форму до совершенства и оставил потомкам вечное послание, проникнутое редкостной свободой духа.

Дмитрий Бекетов , Мехсети Гянджеви , Омар Хайям , Эмир Эмиров

Поэзия / Поэзия Востока / Древневосточная литература / Стихи и поэзия / Древние книги