Читаем Лисий перевал : собрание корейских рассказов XV-XIX вв. полностью

— В делах житейских самое главное — надежность. Если вы постелите себе в кладовой и зажжете светильники, то пусть даже и придут другие люди, их не пустят на постоялый двор из-за наших грузов. А если они и найдут лазейку сюда, то ничего страшного не будет. В кладовую вы войдете под предлогом охраны государственного груза и будете там спокойно спать, а как только я приду и стану развязывать корзины, вы поможете мне, чтобы все сделать поскорее. Запомните это и ступайте живо!

Ну, кто из разбойников осмелился бы не повиноваться его приказу? Они поспешно отправились в кладовую, сказав, что будут охранять груз. А когда, попросив мешки из-под риса и соломенные циновки, укладывались отдыхать, Чхунгён добавил:

— Я ненадолго выйду осмотреть деревню, а когда вернусь и мы возьмемся за дело, пожалуй, будет уже полночь. Так что вы поспите немного, чтобы завтра не быть сонными в дороге!

И тем, кто были за сопровождающих грузы чиновников, он тоже сказал:

— Пойду посмотрю, велика ли деревня, а вы пока поспите!

Выждав, пока все вокруг стихнет, он вернулся в кладовую и увидел, что все уснули. Тогда, вызвав потихоньку хозяина, он отвел его за дом и спросил:

— А далеко ли отсюда уездный город и много ли в нем полицейских?

— Уездный город в десяти ли отсюда, — ответил удивленно хозяин, — а сколько там полицейских, я не знаю. Но почему вы спрашиваете про полицию?

Тогда Чхунгён, понимая, что не может обманывать Пэк Тон-чжи, подробно рассказал ему обо всем, что с ним приключилось, и добавил:

— Соберите своих людей, потихоньку сообщите им обо всем и, пока я не вернусь из управы, прикажите им вести себя тихо и не отлучаться. Если я говорю, что приведу полицейских, то к вам, хозяин, это не должно иметь никакого отношения. Не бойтесь. Если даже эти негодяи проснутся, пока я хожу, и попытаются скрыться, то преследуйте их, если же нет — не учиняйте шума!

Сказав так, он немедленно отправился в уездный город и, постучавшись в управу, крикнул:

— Отоприте ворота!

Служители очень удивились и, открыв ворота, спросили его, в чем дело. Чхунгён подробно им все рассказал и добавил:

— Быстро, еще до пения петухов, нужно направить на постоялый двор побольше полицейских с их начальником, чтобы схватить разбойников. Поскорее доложите об этом уездному начальнику! — приказал он. — А если сомневаетесь во мне, то заприте меня где-нибудь, но только не медлите и сразу доложите!

Служители, ничего ему не ответив, тут же вызвали посыльного и велели быстро доложить обо всем уездному начальнику. Посыльный удивился, быстро пошел в канцелярию к начальнику уезда и доложил ему о деле. Начальник тоже очень удивился, вызвал Чхунгёна, подробно допросил его и сообщил коменданту городской крепости. Комендант приказал отрядить всех чиновников сыскного ведомства и полицейских и вместе с Чхунгёном отправиться к постоялому двору Пэк Тончжи. Весь уездный город был взбудоражен! Полицейские чиновники и сыщики вошли на постоялый двор Пэк Тончжи, по указанию Чхунгёна прежде всего связали разбойников, которые были за чиновников, сопровождавших грузы, и всех погонщиков волов, которые спали в кладовой. А что делать с теми разбойниками, которые сидели в корзинах? Их погрузили на тех же самых лошадей и волов и отправили прямо в управу. Кроме того, несколько десятков сыщиков были посланы в разбойничий стан. Они схватили и связали прежнего больного атамана вместе с десятком оставшихся там разбойников и отправили их в тюрьму. Что же касается добра чинса Кима, хранящегося в стане на складе, то, поскольку Чхунгён уже докладывал в управе, что оно все помечено, сыщикам было приказано тщательно пересчитать его и доставить в уездный город. Всё-всё — деньги, ткани, золото, серебро, изделия из металла, одежда и другие вещи — всё было аккуратно собрано и возвращено чинса Киму. На семь-восемь сотен тысяч добра!

После того, как начальник уезда и комендант крепости добились чистосердечного признания разбойников, они отправили донесение губернатору провинции. В донесении подробно сообщалось обо всем, что произошло с Чхунгёном. Как, увидев на постоялом дворе продавца дынь, он догадался, что это соглядатай разбойников, и спас от разграбления налоговые деньги; как ему против воли пришлось ограбить дом чинса Кима, добро которого он, однако, сохранил в целости и как, придумав удивительную хитрость, он обманул разбойников и устроил так, что они сами упрятали себя в корзины и были доставлены в управу.

Губернатор прочел донесение, очень удивился и воскликнул:

— Поступок этого отрока нельзя оставить без внимания!

И после того как из столицы был получен приказ обезглавить всех разбойников до единого, губернатор послал донесение государю о подвиге Чхунгёна. Государь изволил прочесть донесение, подивился и, похвалив Чхунгёна, повелел Ведомству финансов выдать ему в награду три тысячи лян, купить для него хороший дом и женить. А когда Чхунгёну исполнилось пятнадцать лет, он, говорят, был вызван на прием к государю и назначен на должность судьи в своей округе.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Поэмы
Поэмы

Удивительно широк и многогранен круг творческих интересов и поисков Навои. Он — РїРѕСЌС' и мыслитель, ученый историк и лингвист, естествоиспытатель и теоретик литературы, музыки, государства и права, политический деятель. Р' своем творчестве он старался всесторонне и глубоко отображать действительность во всем ее многообразии. Нет ни одного более или менее заслуживающего внимания вопроса общественной жизни, человековедения своего времени, о котором не сказал Р±С‹ своего слова и не определил Р±С‹ своего отношения к нему Навои. Так он создал свыше тридцати произведений, составляющий золотой фонд узбекской литературы.Р' данном издании представлен знаменитый цикл из пяти монументальных поэм «Хамсе» («Пятерица»): «Смятение праведных», «Фархад и Ширин», «Лейли и Меджнун», «Семь планет», «Стена Р

Алишер Навои

Поэма, эпическая поэзия / Древневосточная литература / Древние книги
Рубаи
Рубаи

Имя персидского поэта и мыслителя XII века Омара Хайяма хорошо известно каждому. Его четверостишия – рубаи – занимают особое место в сокровищнице мировой культуры. Их цитируют все, кто любит слово: от тамады на пышной свадьбе до умудренного жизнью отшельника-писателя. На протяжении многих столетий рубаи привлекают ценителей прекрасного своей драгоценной словесной огранкой. В безукоризненном четверостишии Хайяма умещается весь жизненный опыт человека: это и веселый спор с Судьбой, и печальные беседы с Вечностью. Хайям сделал жанр рубаи широко известным, довел эту поэтическую форму до совершенства и оставил потомкам вечное послание, проникнутое редкостной свободой духа.

Дмитрий Бекетов , Мехсети Гянджеви , Омар Хайям , Эмир Эмиров

Поэзия / Поэзия Востока / Древневосточная литература / Стихи и поэзия / Древние книги