Лисий перевал : собрание корейских рассказов XV-XIX вв.

— А ты, сдается мне, — гулящая девка! — то напуская на себя важность, то посмеиваясь, говорил этот негодяй. — Ты думаешь, государство зря выдает мне каждую луну рис и деньги, кормит меня и одевает? Оно ведь держит меня наготове не только на случай какой-нибудь большой беды. По ночам я выслеживаю воров и предупреждаю разные преступления да, вдобавок, хватаю подобных тебе девок и волоку их в уголовное ведомство и в судейский приказ. А уж там, в зависимости от того, что они совершили, их наказывают. Если преступление очень тяжелое, их разрубают на шесть частей, если преступление полегче, то им просто отрубают головы и выставляют на шестах, если еще легче — отправляют в изгнание на далекие острова. Ты ведь убила человека! Не знаю, разрубят ли тебя на шесть частей, но голову отрубят — наверняка. Словом, как бы там ни было, живо рассказывай мне все!

Женщина при этих словах задрожала еще сильнее и взмолилась:

— Господин начальник! Соизвольте выслушать меня, ничтожную. Право, я ни в чем не виновата. Я — служанка одной молодой вдовы из Табанголя. Моя хозяйка одно время путалась с каким-то проходимцем. А вчера вечером она вдруг позвала меня, ничтожную, и говорит: «Свари-ка рис на пару да суп из морской капусты. Мне надо будет хорошенько поесть. Да смотри, получше очисти рис и вымой капусту!» Я и раньше замечала, что она беременна, однако, поистине, откровенность между хозяйкой и служанкой — дело трудное, и я притворялась, что ничего не знаю. А уж тут, когда она отослала меня готовить суп и рис, стала внимательно наблюдать за приметами. И вот, прошлой ночью мне показалось, что она собралась рожать. Я стала подглядывать. И вот, в самом деле, как раз в третью стражу она разрешилась младенцем и тут же придавила его. Я в ужасе ахнула, хотела быстро открыть дверь, войти к ней, чтобы и ребенка спасти, и хозяйке помочь. Однако дверь была заперта, я не смогла открыть ее и крикнула хозяйке. Поневоле ей пришлось открыть, и я вошла. Ребенок был уже мертв, а хозяйка, протянув мне, ничтожной, руки, простонала: «Ох! Сейчас умру! Дай мне суп и рис!» А я подумала: «Хозяйка и служанка — все равно, что мать и дочь, и если госпожа умрет, то я, ничтожная, окажусь нарушительницей пяти основных отношений[150]! Поэтому сразу дала ей поесть. А еще я подумала, что мертвого младенца надо сегодня же вечером тайно убрать, иначе никак не объяснишь людям, откуда у вдовы младенец и почему он умер. И если все это раскроется, то больной хозяйке беды не миновать! Разве не будет тут и моей вины?» Поэтому мне пришлось взять ребенка, принести его сюда и выбросить. Раз случилось такое, то от вас только, господин начальник, зависит быть мне, недостойной, в живых или умереть. Но, если бы вы оставили в покое мою несчастную госпожу, то я, ничтожная, не забыла бы вашего благодеяния до самой смерти! — умоляла женщина стражника.

А тот негодяй только грубо рассмеялся и насмешливо воскликнул:

— Фу, пакость! Да ты, баба, оказывается, преданная служанка! Однако если ты сказала, что твоя хозяйка — гулящая девка в самом соку и путалась со всеми парнями Табанголя и его окрестностей, то она, как говорится, не испугается ни огня, ни меча. Она, конечно, знает, что у этих потаскунов денег, что соломенной трухи, потому и путается с ними. Твоя хозяйка, прикидываясь целомудренной и добродетельной, тайно занимается проституцией. В ней соединились все пороки кисэн, уличных девок, проституток из публичных домов и бродячих танцовщиц. Эта распутная баба, тайно занимающаяся проституцией, хуже всякой суки. Такие порочные бабы рожают одного-двоих детей от разных мужиков, убивают их и говорят, что они родились мертвыми. Твоя хозяйка единолично обобрала весь Табанголь и поэтому у нее, наверно, гора серебра, золота, драгоценностей и денег куча высотой с большое дерево. Я должен немедленно арестовать эту твою бабу-хозяйку. Живо веди меня к ней!

Стражник выволок женщину из-под моста, поставил впереди себя и повел, размахивая руками и громко кашляя. Он был очень доволен. А служанке ничего не оставалось, как привести его к дому госпожи. Негодяй первым вошел в ворота и сказал:

— В доме такой бабы супружеские покои, пожалуй, наверху? Где у нее внутренние покои? Живо веди меня туда!

Он поднялся, грубо рванул дверь комнаты и вошел. Усевшись, он сдернул наполовину одеяло, которым была укрыта хозяйка, и поприветствовал ее:

— С молодой госпожой мне не приходилось встречаться раньше. Разврат — явный или тайный — все едино разврат. Слышал я, что ты, злостно нарушая мирской порядок, не придерживаешься правил достойного поведения. Поэтому я объявляю тебя тайной распутницей. Я пришел к тебе ночью, в третью стражу, а ты и не думаешь радостно встретить гостя у ворот. К тебе пришел друг, а ты, укрывшись одеялом, лежишь неподвижно, как колода. Молодые тайные распутницы все применяют такие приемчики!