Лисий след на снегу

Лиса медленно кивнула, и Стриженов отправился на поиски кофе. По дороге он написал короткое сообщение журналистке Наталье Пчелинцевой с просьбой срочно связаться с ним утром по очень и очень важному вопросу. Короткая стрелка часов на стене в холле показывала на шесть, длинная едва покинула цифру двенадцать. Утро в маленьком исландском городке только начиналось, а в больничной палате Алиса Куратова начала рассказывать о своих злоключениях в Исландии.

— С самой первой минуты Рейкьявик покорил меня своей невероятной северной красотой. Первые дни в столице и в целом на острове я постоянно гуляла, ездила по горным дорогам, смотрела маяки, вулканы, гейзеры, ледники, фумаролы — это такие дымящиеся отверстия в земле. — Алиса улыбнулась. — Мне хотелось насладиться этой дикой и невероятной природой. А вечерами я старалась окунуться в жизнь столицы, посетить модные бары и клубы, пройтись по Лейгавегюр, послушать певучую исландскую речь. В один из первых вечеров в Рейкьявике я зашла в магазин, купить кое-какие сувениры детям. Там разговорилась с русскоязычной продавщицей, и она посоветовала мне популярный местный бар — «Валькирия». Я сразу же пошла туда выпить и посмотреть на исландцев в естественной среде обитания.

Место мне понравилось. Там царило легкое, хмельное веселье. Добавь к этому необычный интерьер, вкусное местное пиво и множество людей, типажей: от бородатых викингов до китайских студентов. Про каждого посетителя можно придумать целый роман. Кто он или она, зачем сюда пришел, что ищет, кто ждет его дома? Помнишь, мы с тобой соревновались раньше, сочиняя такие истории? У тебя всегда получалось достовернее, а у меня увлекательнее.

Стриженов кивнул, а Лиса продолжила рассказывать:

— В тот вечер я изменила своим принципам и вместо красного сухого стала дегустировать местное пиво. Пару раз ко мне подходили мужчины, хотели познакомиться, но я их отшивала, не до того было, да и не нуждалась я в компании. В общем, вечер прошел хорошо, и на следующий день, четырнадцатого января, я снова заглянула в «Валькирию». Тогда-то я услышала, как за соседним столиком несколько раз повторили одно и то же имя — Бьянка. Следом поднялся мужчина, громко сказал тост, и весь бар, буквально каждый человек, кроме меня и еще пары туристов, подняли бокалы.

Я удивилась и спросила бармена, что происходит, кто такая Бьянка и почему все в баре за нее пьют? Я даже подумать не могла, что речь идет о жертве убийства. Хотя посетители выпили с мрачными лицами и многие после этого расплатились и ушли.

Бармен, Дарри, стал рассказывать мне о деле Бьянки Йонсдоттир. Сначала он рассказал только общую информацию, то, что было у всех на слуху. Но потом, когда бар опустел и мы остались у стойки одни, он сказал, что смерть Бьянки многое дала острову, и все это благодаря ему, скромному незаметному бармену.

Лиса замолчала, и, чтобы тишина не затягивалась, Дмитрий поспешил сказать:

— Да, мне рассказала об этом разговоре Наталья Пчелинцева, только она не знала, что человек, сказавший тебе подобное, — бармен.

Алиса кивнула:

— Я не хотела ей говорить, кто это, пока не буду полностью уверена в его причастности. В конце концов, дело считается раскрытым, а предъявить парню мне было нечего. Он бы просто сказал, что я его не поняла, не расслышала или что он глупо пошутил и сожалеет об этом.

Стриженов кивнул. Именно это они обсуждали с Натальей в Рейкьявике.

— Что было дальше? — спросил журналист, глядя, как за окнами больницы проезжают первые автомобили.

— Я вернулась в свою гостиницу и подняла все имеющиеся в Сети материалы по делу Бьянки. Перечитала десятки статей, заметок, отчетов, все, что можно было найти. Утром обсудила дело Бьянки с хозяйкой гостиницы — Эддой.

Поспрашивала о смерти девушки людей на улицах. Просто прикидывалась любопытной туристкой, говорила, что накануне в барах было много местных, интересовалась, что они отмечали. Мне сразу рассказывали о Бьянке Йонсдоттир, и я могла собирать информацию из первых рук. От тех, кто участвовал в поисках, кто был на похоронах или на суде. К вечеру у меня было достаточно информации, чтобы усомниться в виновности осужденного Николаса Мосса.

Лиса тяжело вздохнула и посмотрела на Дмитрия.

— Вряд ли я смогу кому-то, кроме тебя, объяснить, почему не оставила это дело. Стриж, но ты-то должен понять? Он был так самоуверен, он фактически признался в убийстве девочки, даже не сомневался, что я ничего никому не расскажу, а если расскажу, так даже лучше, мне просто не поверят, поднимут на смех. Я не могла взять и пройти мимо, забыть, это было бы неправильно. Поэтому на следующий вечер я вернулась в бар.

Услышав это, Стриженов застонал от отчаяния.

— Зачем? — Он едва сдерживался, чтобы не кричать. — Лиса, зачем? Чего ты хотела от него добиться? Признания?!

Она помотала головой: