Лисёнок и прочие неприятности бандита (СИ)

— Не выспался?

— Слушай, Ир, я капец не в настроении. У меня в голове ко всем словам только одна рифма, и она начинается на хэ. Не болтай.

— Без проблем. Подпиши и я уеду, — Ира подтолкнула бумаги в мою сторону.

— Я уже вчера сказал, что эту хрень подписывать не буду. Ты слишком многого хочешь, ничего не треснет?

— Не треснет, — спокойно ответила Годзилла. — Я хочу ровно столько, сколько я заслужила.

— М-м-м, а где служить надо, чтоб столько за два года получить, м? Это что за войска такие?

— Ой, вот только не надо скатываться в грубость и делать грязные намеки.

— Да какие тут намеки?! Я, может, заработать хочу. И судя по твоему цветущему виду, работенка не пыльная.

Ирка кривит накрашенные губы. В пять утра. Накрашенные. Совсем долбанутая.

— Ну машину-то мне отдай.

— Да хоть сейчас забирай. Вон ключи, — я кивнул на стол. — Вон документы.

Она следит за мной взглядом.

— Это ту что ли?

— Ага, УАЗ. Шикарный автомобиль. Из любой грязи тебя вытащит.

— Издеваешься?

— И не думал, — пока продолжалась пикировка, я нарезал домашней колбасы и уминал ее с хлебом и огурцами.

— Мне нужна нормальная машина.

— Другой у меня нет. Вернее есть, но я тебе не отдам, — я развел руками, а потом вспомнил, как супружница бесилась, когда я облизывал пальцы. Сунул указательный себе в рот и так с оттяжкой “чпок”.

— Вася, блин!

— Не блин, а оладушек.

— Очень смешно!

— Вот и я говорю, что смешно. Хочешь развод? Так вон, ноут, давай подадим заявление. А своими писюльками можешь костер разжечь, картохи на обед запечь. Но тебе же не нужен развод, да?

— Почему ты так решил?

— А чихуа-хуа ты приперла с собой три чемодана одежды?

— Я просто знала, что будет не просто.

— Лирику в сторону, Ир. Мне пора работать. А ты пока подумай над моим предложением. За тобой остается квартира в городе, за мной этот дом и внедорожник.

— А как же поля?

— А поля и техника все на отце. Это он фермерствовал всю жизнь, а я лишь наемный работник.

— Ну ты и козел, Дубинин! — выкрикнула она мне в спину.

— Опять козел… — пробубнил я, сразу вспоминая о блондинистой. Интересно, она сегодня выйдет на работу или пошлет и меня и поля ко всем чертям? Делаю ставку, что не выйдет не только на работу, но и за пределы двора. Правильная девочка, хоть и с придурью, стыдно ей станет.

И опять у меня засвербило в непотребных местах. Вместо того чтобы выехать на основную дорогу, свернул ко двору старушки. Марь Иванна как раз вышла из дома, повязывая платок на голову.

— А ты опоздал, Васенька, — сказала она, замечая мое приближение.

— В смысле? — спросил я, заглядывая в открытую дверь, ведущую в сени.

— Так Алиса уже на Макаре уехала. Не стала тебя дожидаться. Обиделась, — старушка прищурилась, ожидая реакции.

— На обиженных воду возят, — заметил я. — А по какой дороге они поехали? — спросил, представляя какой сейчас шок у блондинистой от поездки на тракторе, если уж “буханка” привела ее в ужас.

— Да вон по той, — Марь Иванна махнула рукой. — Что мимо пруда идет.

— Ага, спасибо.

— Васенька, — окликнула меня старушка, — а Дырка-то твоя что приехала? Жить больше негде?

— Кто, Марь Иванна?

— Ирка твоя, спрашиваю, чего приехала? Мы уже и забыли, как она выглядит.

Точно ведь не ослышался. Ну, Марь Иванна, ну провокатор!

— За разводом, — ответил и поспешил к машине.

Считай, предусмотрительно подстелил себе соломки. Алиса заговорит обо мне с бабушкой. Конечно, хотелось бы с бедоноской поговорить лично, но что-то мне подсказывает, будет она воротить свой хорошенький носик. Раз уж с Макаром решила до поля добраться. Да “буханка”, можно сказать, лимузин по сравнению с Беларусом. Там пыль не только на панели. Везде.

— Как?! — воскликнул я, замечая тот самый Беларус ровно посредине пруда. Кабздец! Венчала сие зрелище блондинистая. Словно русалочка на камне в ожидании своего принца, печальная и немая. А по берегу носился Макар, то снимая кепку и комкая ее в руках, то вновь надевая. Он не онемел. Орал. Всех слов я не разобрал, но отчетливо слышалось “дура” и ну, и другое. Что в приличном обществе стыдно просто знать, не то что произносить.

— Я же ей сказал, держи тормоз! Тормоз держи! А она?! Эх! — Макар швырнул кепку под ноги и потоптался по ней от злости. — Это ж, ёк-макарёк, сколько денег теперь надо! Пропало! Все пропало! Сюда плыви, юродивая, — заорал он, сложив ладони рупором. Блондинистая не шелохнулась. — Э-э-эх! — протянул с отчаянием. Поднял кепку, оббил ее о колено и шмякнул себе на темечко. — Ну вот и все, Василий Егорович, наработался я этим летом. Зимой буду лапу сосать.

А я смотрю то на тракториста, то на бедовую и не могу смех побороть. Так он и рвется из груди. Но это точно нервное. Ржать сейчас явно признак нездоровья.

— Разберемся. Не ссы, — пообещал Макару, снимая одежду.

— Да что тут разбираться, ёк-макарёк!

— Так это ж моя… с поля. Будет теперь работать на новый трактор. Я пока ее из воды достану, а ты давай, ищи кого, чтоб Беларуса вытащили. Давай. Давай. Пока все не разъехались.

Макар изменился в лице.

— Вот мужики ржать будут, ёк-макарёк.