– Почему сразу в конюшне?
– Интуитивная догадка. Пальцем в небо. Я ничего не знаю о единорогах. Я больше по лисам, знаешь. Личный опыт.
– И где живут лисы?
– Везде! Даже на Северном полюсе.
– Врёшь!
– Лисица – самое честное животное на свете.
Единорог рассмеялся.
– Так, разворачивайся, пошли обратно. Твои намёки оскорбительны.
– Лисица, я думал, ты шутишь, да еще с такой серьезной физиономией.
– По-твоему, Лисица не может быть честным животным?
– Так про вас говорят.
– И что, каждому дураку нужно верить? – наседала Лисица.
– Разве хитрость – не в лисьей природе? Я не осуждаю: врождённые черты характера, гены – биология, что с неё взять…
– Чушь собачья. Не тебе судить о моём характере. Ты меня, считай, не знаешь. Когда ты к нам заявился? Три дня назад?
– В понедельник.
– Три дня назад. А что не осуждаешь, так это зря. Опыт показывает, что тот, кто не осуждает нечестность, потом оказывается вралём, а то и предателем.
– Ты что, Лисица?
– Просто жизненное наблюдение. Ничего личного. Я тебя, кстати, тоже совсем не знаю. Так что колись, где раньше жил, раз впервые слышишь о лесных порядках.
– Я родился в горах, в Единорожье.
– Никогда о таком месте не слышала.
– Оно вроде как полусекретное.
– Это там тебя приучили носить запасную подкову?
– Ага. Камни, знаешь ли…
– А сюда тебя как занесло?
– Я ушёл из гор. Шёл, шёл…
– …И пришёл, – рассмеялась Лисица. – Ты просто мастер увлекательного рассказа с живописными подробностями. А почему в горах не сиделось? Ноги уставали по скалам бегать?
– Нет. Повздорил кое с кем. Крупно. Из принципа. Или – или. В общем, выгнали меня, вернее, я сам ушёл. С тех пор дома не был.
– Давно бродяжничаешь?
Единорог неопределенно мотнул головой.
– А ты не переживай и не кисни, – сказала Лисица. – У меня ситуация еще хуже. Жила я в одном лесу, держала палатку, никому слова плохого не сказала – конкуренты из второго ларька начали про меня распускать небылицы: я, мол, обвешиваю, и тут же обсчитываю, и товар у меня тухлый, а у них, стало быть, свежий. Эта ерунда пошла в народ, и ко мне в палатку перестали приходить. Идиоты! Собрала я пожитки и в соседний лес перебежала. Но, только начала торговать, как опять слухи пошли. «Откуда?» – не могла понять я. Если бы опять конкуренты рассплетничались, было бы обидно, но понятно: бизнес, конфликт интересов, борьба за покупателей… Но в том-то и дело, что в этом лесу не было второго магазина, я была единственным продавцом. Сплетничали обычные звери из чистой любви к клевете. Я не стала дожидаться, пока бизнес опять рухнет, и целую неделю бежала до дальнего-предальнего леса. Я бегу, а гнилая репутация впереди меня бежит. В общем, долго я пыталась обогнать сплетни, пока не оказалась здесь. «Всё, – думаю, – не могу больше бегать, не буду. Уже и брюхо к спине прилипло, и лапы разболелись, и шерсть вся повылезла. Сдохну, но больше не побегу». Собрала я тогда всех наших, вышла на поляну, взлезла на пенек (сцены тогда еще не было, мы ее потом намостили) и говорю: «Звери! У вас есть ко мне претензии? Жалуйтесь сразу». Жалоб не оказалось. «Тогда, – говорю, – слушайте сюда. Во всех лесах обо мне рассказывают, что я жульничаю, мошенничаю, обсчитываю и что верить мне нельзя. Но это всё неправда». И знаешь что? Ничего. Пару раз сороки попробовали что-то вякнуть с высокой сосны, и их так красиво забросали шишками, что только перья полетели. Больше сплетен в наших краях не было. Хэппи-энд.
– Странный у вас лес, – задумчиво произнес Единорог. – То все друг за друга горой, а то сидят по домам и на ружейный выстрел, – Единорог почесал выстриженную шерсть на месте Хомяковой подпалины, – никого не подпускают.
– Я же говорила, что у нас фон усилился! – сказала Лисица.
– А кто его измерял и чем? Чтобы утверждать, что он усилился, нужно сделать замер до, замер после и сравнить результаты.
– А с чего бы тогда у нас все раздружились?
– А на этот вопрос сможет ответить только психоаналитик. У вас, кстати, в лесу нет кушетки?
– Есть, у Белки. Она фельдшер.
– К Белке мы сейчас не пойдем. Нам и Совы хватит. Кстати, мы не долго блуждаем? Как, по твоему мнению старожила?
– Долго.
– Мы недостаточно храбрые?
– Ты, может, и храбрый, а я вряд ли.
– Неправда. Ты самая храбрая лисица, какую я только встречал.
– А много ты встречал Лисиц?
– Достаточно, – уклончиво ответил Единорог.
– Как же ты тогда не понял, что лисицы – самые честные звери на свете?
– Дурак был, наверное. Чего боишься-то?
Лисица вздохнула.
– А чтобы легче говорилось, вот тебе кушетка, – Единорог показал на поваленное дерево почти без веток. – Ложись сюда, голову – сюда, и рассказывай. А я уберусь из поля зрения и буду задавать вопросы.
Лисица недоверчиво посмотрела на корягу.
– Давай, давай, ложись, время дорого, ты же хочешь поскорее попасть к Сове?
– Не знаю, – выдохнула Лисица, приняв горизонтальное положение. Ее хвост, не поместившийся на поваленном стволе, свисал в траву, касаясь земли кончиком.
– Как «не знаю»? – дернул ухом Единорог.