Лисса: Сокровища Древних (СИ)

Город был мертв уже давно. Нет, он не был разрушен или поврежден, но на всех многоярусных, обрамленных изящными, невесомыми колоннами зданиях, на огромных площадях, украшенных ювелирно вырезанными, почти живыми, но все же каменными, цветниками, на улицах, которые ажурными мостиками прихотливо пролегали на всех уровнях города, образуя многомерный лабиринт, на всем этом чуждом архитектурном великолепии лежала печать заброшенности и одиночества. Ларри попытался представить себе это место живым, каким оно было много-много лет назад, но его фантазия не смогла проникнуть за грань веков и вообразить нечто большее, чем невнятные тени, скользящие по пустым улицам. Слишком долго здесь царила пустота, и даже на одно мгновение не вернуть сюда дыхание жизни. Да и не стоит осквернять это чудо скудостью человеческой мысли. И Ларри просто шел, впитывая в себя малейшие детали жилищ тех, кто владел их галактикой до расселения в ней человеческой расы.

Белый камень, из которого был сложен город, не пожелтел с годами. Он потрясал своей белизной, свободный, даже от пыли веков, словно не прошло их с тех пор огромное количество, словно его хозяева покинули его только вчера, и город забылся коротким сном, ожидая их возвращения. Сердце Ларри пронзила невыносимая боль, будто его с размаху окунули в стылую воду. Одиночество, грусть, тоска нахлынули на него, все больше сжимали свои ледяные тиски. Он чувствовал себя игрушкой, забытой здесь своей хозяйкой. Да, полно, его ли это сердце. Как он может помнить каждую трещинку, лежащего под его ногами города, каждую пылинку, заботливо уничтоженную им самим, или это был не он? Но кто? Разве может быть сердце у каменной громадины, от древности которой и камням давно пора рассыпаться в пыль, а он — стоит. Стоит, охраняя покой мертвого города, и сам мертвеет с каждым оборотом вечности. Живой Хранитель мертвого города. Сколько еще будет держать его здесь надежда на возвращение хозяев. Как долго продлится эта невыносимая мука? Он так устал. Его сердце не знает смерти, оно будет биться вечно, а с ним существовать загнанный в камень кусочек чьей-то души. Но и вечность может устать. Устать ждать, устать надеяться, устать каждый день поддерживать порядок в доме, который давно никому не нужен. В доме, где никогда больше не зазвучат голоса, не раздастся детский смех. Смешно сказать, если бы в городе обломался край, хоть у одной захудаленькой колонны, это был бы самый счастливый день в его жизни. Но вечный камень, как и его Хранитель, не подвластен времени. Однообразие, скука — вот его злейшие враги.

Стражей он выгнал сам. Нет, участвовать в их мерзких забавах, слышать их хвастовство, об очередных, загубленных ими несчастных существах, он не будет. Лучше и дальше пребывать в одиночестве, чем уподобиться этим падальщикам. Даже невыносимая скука не заставит его ради развлечения губить этих жалких созданий, едва вышедших из детского возраста. В чем-то ему было даже их жаль. У него хотя бы есть воспоминания о прошлой жизни, когда он был Хранителем еще живого города. А люди… люди напоминали ему детей, выросших без родительной любви и ласки. Поэтому он прощал им звериную жестокость, отсутствие жизненной мудрости и непоколебимую самоуверенность. Зато они были по-детски любознательны, и по-глупому веселы и беспечны.

Стражи часто приходили к нему, пытаясь вовлечь в свои мерзкие забавы. Скорее от скуки, чем от желания подружиться. Как же давно это было! Когда эти визиты ему осточертели, он перестал их пускать за границу города. Стражи бесновались, обзывая его выжившим из ума маразматиком и снобом. Хранитель только горько усмехался про себя. Может его ум не был таким ясным, как раньше, зато сердце оставалось чистым, без малейшей примеси грязи и гнили.

Глава 9

Ларри шел, уже не в силах отличить, где его мысли, а где мысли Хранителя. Все перепуталось в его бедной голове. Невольно он замедлил шаг. Под его ногами уже проплывали городские окраины, а чужие мысли долетали к нему лишь отголосками боли и одиночества. Перед лицом обратившей на него внимание вечности Ларри ощущал себя ничтожно-малым, крошечным с какими-то мелкими заботами, микробными желаниями и грязными мыслишками. Сила духа Хранителя просто потрясала! Уму непостижимо, как можно терпеть такие страдания целыми тысячелетиями, и оставаться при этом любящим жизнь в каждом ее проявлении. А ведь Ларри побыл в шкуре Хранителя от силы минут двадцать, не больше.

Тяжело понять тех, чьи мотивы и помыслы скрыты под толщею прошедших веков. Чем руководствовались Древние, оставляя Хранителя в мертвом городе? Неужели рассчитывали на возвращение?