Лист на холсте, или Улиточьи рожки

— Бабушка Илария частенько повторяла, что хоть Нора и старшая, но я сильнее и поэтому должна о ней заботиться. Особенно после того случая, когда я приворожила её к вашему брату. Меня эта позиция просто наизнанку выворачивала — заботиться вот о ней? После того, что она обо мне говорит и что думает? А бабушка настаивала, причём особо не деликатничала — мол, это семья, а вопросы благополучия семьи всегда должны быть на первом месте. Даже если кто-то из семьи тебя на дух не переносит. Мне в таком контексте была ближе семья Шатийонов — с ними было проще. И с Линни, это они с Марго мне как родные сёстры. И когда Нора умерла, ощущение было — не уберегли. Не справились. Все не справились, я в том числе. Но я-то вообще никак не могла повлиять ни на неё, ни на ситуацию, да кто бы мне это тогда разъяснил? Мне только могли сказать, что я её мало любила. А поскольку это так и было, то я грызла себя, не находила разумного выхода и пряталась в виртуальных сундуках. А сейчас я себя больше не грызу. И не знаю, что тому причиной — что мы раскопали всю историю или в том, что вы вытащили меня из моего вымышленного убежища. В любом случае — спасибо.

— Не за что, Элоиза. Я рад, что удалось вызволить из плена ваши… рожки.

Она невольно рассмеялась.

— Пусть рожки, как скажете. Но я и предположить не могла, чем всё закончится, когда шла к вам вечером, чтобы пожаловаться на взлом компьютера.

— Приходите ко мне чаще, в этом есть несомненная польза, не находите? — улыбнулся он. — Давайте сделаем вам причёску с рожками, а Лодовико её сфотографирует. Или попросим у Варфоломея художника — пусть нарисует.

Элоиза наморщила нос.

— Меня — в виде улитки? Не думаю, что это хорошая идея. Развели тут… зоологию беспозвоночных!

— Улитки, феи в раковине, волшебницы за сундуком… не важно. Если вы уже смеётесь об этом, то всё хорошо.

— Как вы думаете, если мы бросим посуду здесь до утра и уйдём в спальню, мир не обрушится?

— Это, конечно, серьёзный вызов незыблемости мира, но — я думаю, мы можем позволить себе эту вольность. Ступайте, я за вами.

30. Давняя история. Знак препинания. Доменика Прима

К старшей Доменике Элоиза ехала в традиционных сомнениях. Говорить ли с ней? Если да, то о чём с ней говорить? И не сделает ли она хуже?

И уже когда впереди были видны монастырские стены, мысль оформилась. Она поговорит, да. В контексте того, чем они занимаются. А лишние вопросы можно и не поднимать. Или пресекать.

Доменика оглядела её и прямо с порога вместо приветствия выдала:

— Что с тобой произошло?

— Ты о чём? — Элоиза села, как ни в чём не бывало.

— О каких-то глобальных внутренних изменениях, которые видны невооружённым глазом. Мне видны, не знаю, заметит ли кто-нибудь ещё.

— Полине я просто рассказала.

— Тогда уж и мне расскажи, любопытно, — усмехнулась родственница.

— Я обнаружила, что в определённых ситуациях вся моя защита летит к чёрту, и я становлюсь бессильна.

— Ты можешь описать особенности такой ситуации?

— Могу, — усмехнулась Элоиза. — В том случае, если речь идёт о моей сестре Норе.

— Надо же, интересно. И часто ли так случается?

— Знаешь, нет. Не часто. Но жизнь столкнула меня с человеком, который имел к истории Норы непосредственное отношение.

— Вот как. И где ты нашла такого человека?

— Я его не искала. Так получилось. Но мне кажется, я смогла разобраться и найти в себе некоторую опору. Не без помощи и очень не сразу. А хотела бы, чтобы сама и быстрее.

— У всех есть уязвимые места, с этим ничего не поделаешь. Это своё проблемное место ты знаешь, и либо учишься его специально защищать, либо оно перестаёт быть проблемным.

— А есть и такие способы защиты?

— Вполне, — кивнула Доменика, сощурившись. — Самое эффективное — блокировка памяти. Нет воспоминаний — нет проблемы.

— Но это буду уже не вполне я.

— Конечно. И поэтому я предпочитаю второй вариант. Понять, почему болит, и вылечить. Кстати, ты производишь впечатление человека, который как раз понял.

— Мне тоже так кажется, просто я ещё не до конца с этим освоилась.

— Освоишься ещё, дело времени.

— Скажи, а что ты думаешь о смерти Норы?

— В каком смысле — что думаю?

— Было это убийство или самоубийство?

— Самоубийство. Илария пригласила меня сразу же, как её нашли, мы осматривали тело вместе. Ещё с Донатой, но той были важнее физиологические моменты. И знаешь, насильственная смерть выглядит иначе. Я не смогу сейчас объяснить тебе разницу, её нужно показывать на реальных объектах, понимаешь? А в той ситуации и я не сомневалась, и Илария была со мной согласна. Это определённо была собственная воля Леаноры. И это было бездумно и безответственно, как и всё, что она в жизни сама делала. Она могла выбрать за себя, но не за ребёнка. Родила бы — и делала бы с собой, что хотела, поднять младенца общими силами — не проблема.

— То есть… бабушка знала?

— Конечно. А что не стала обсуждать с тобой — вероятно, считала тебя недостаточно взрослой. И сделала ошибку, как мне кажется. Но Иларию уже не спросишь, а ты говоришь, что нашла выход.