Лист ожиданий

ОНА. Не в том дело… Он мне тогда казался старым: представляешь, ему было 24 года! Борис Алексеевич… А потом увидела, как он с физичкой в коридоре целуется. Хотела в реке утопиться, страдала ужасно… И в театральное решила поступать, чтобы от него подальше. Через пару лет приехала домой и встретила его. И — ничего! Время и расстояние вылечили… И с тобой, думала, так будет. Не увижу год — и все пройдет. Но — не получается.

ОН(подливает коньяк). И что, поступила?

ОНА. Не прошла по конкурсу. Может, потому, что была в таком же платье, как одна дама из комиссии?.. Стояла за ним в ГУМЕ четыре часа и зубрила из Чехова: «Чем мне оправдаться?.. Я не мужа обманула, а самое себя…» Возвращаться в Горький не хотелось. Поступила на филфак.

ОН(обнимая Веру). Такой талант пропал!

ОНА. Не пропал. В семейных драмах играю без репетиций.

ОН. Ты, кстати, в курсе, что Горький переименовали?

ОНА(поверив серьезному тону Кости). Нет.

ОН. Был Горький, стал — Сладкий.

ОНА. Почему?

ОН. Так к вам же Сахарова выслали.

ОНА(смеется). Вот у кого талант пропал: врешь и не краснеешь!

ОН. Краснею я только в бане. Кстати, мы на пляж сегодня пойдем?

ОНА. Мне еще на рынок надо — чурчхелу купить. Я из поездок местные вкусности привожу. В Ялте красный лук купила…

ОН. Не понял!? В Москве с луком напряжёнка?

ОНА. Это же красный лук, сладкий, крымский.

ОН. Не пробовал. И зачем нужен сладкий лук?

ОНА(игриво смотрит на него). А зачем горький шоколад? Ты же сам говоришь — то, что было Горьким, может оказаться Сладким…

Вера задергивает шторы, в номере — полумрак.

ОН. А как же чурчхела?

Постепенно свет на сцене гаснет, слышен шепот, поцелуи… Из-за окна доносятся шум набережной, крики чаек и песня из магнитофона в ближайшем кафе:

«Лаванда, горная лаванда,
наших встреч с тобой синие цветы…
Лаванда, горная лаванда,
сколько лет прошло, но помним я и ты…»

Конец 3-го акта.

Акт 4-й

1985 год.

Красивый гостиничный номер «люкс». Большая двуспальная кровать. Цветной телевизор, картины на стенах. Хрусталь. В вазе, как всегда, 25 роз. Костя бродит по номеру, поправляет покрывало на кровати, смотрит на часы, проверяет, работает ли телефон. Обрывает лепестки одной из роз и бросает их на кровать. Включает радиоточку: звучит песня Антонова.

Моряку даны с рожденья
Две любви — земля и море,
Он без них прожить не может,
ими счастлив он и горд.
Две любви неразделимо
В нем живут — к земле и морю,
А граница между ним — порт, порт.

Константин подходит к телефону, набирает номер.

ОН. Алло, девушка, что с московским? Сел? Как — час назад, вы же сказали, что задерживается? Ах, два московских… Спасибо.

В дверь тихо стучат. Костя отворяет. В номер входит Вера, одетая с характерным шиком восьмидесятых. Видно, что она очень спешила. Ставит на пол большую дорожную сумку. Не сказав ни слова, они сливаются в долгом поцелуе.

ОН. Я до последней минуты не верил, что тебе удастся вырваться.

ОНА. Если бы ты знал, чего мне это стоило! Пришлось даже маму подключить. Она дала в посольство телеграмму, врачом заверенную, что серьезно больна и хочет видеть дочь. «Товарищи» пошли нам навстречу, тем более, что мы уже больше года в Союзе не были.

ОН. А мужа ностальгия не замучила?

ОНА. Его не отпустили. Ожидается приезд Шеварднадзе в Нью-Йорк, и все стоят на ушах. Я вчера утром в Москву прилетела — и сразу к своим девчонкам в «Спутник» звонить, они мне с билетом помогли, иначе бы я к тебе из-за этих туристов выходного дня не вырвалась. А ты как?

ОН. Путевку взял. Выходного дня. Шучу. Обмениваемся опытом с рижским портом.

Вера осматривает номер, заглядывает в ванную.

ОНА(вздыхая). Да-а… Бедненько, но чистенько.

ОН. Ты считаешь? По-моему, шикарный номер.