ОНА. Алло! Олег? (говорит холодно и жестко) Это я. Тебе надо будет уехать. (Пауза.) В Одессу. Нет, к следователю идти уже не надо. Я утром буду дома и все тебе объясню. (Пауза.) Собирай вещи. За тобой завтра заедут. Из дома не выходи, на телефонные звонки не отвечай. И никому не звони! (Пауза.) Почему таким тоном? Объясню при встрече. (Пауза.) Олег, все завтра!!! Я вылетаю в семь пятнадцать. (срывающимися голосом.) Нет, не встречай меня. Еще раз заклинаю тебя: из дома не выходи, трубку не снимай. Все!
Снова набирает номер.
ОНА. Алло! Добрый вечер. Девушка, мне нужен билет на завтра, на Москву, на семичасовой. (Пауза.) Нет? На лист ожидания? (Ровным и настойчивым тоном.) Девушка, мне очень нужно улететь этим рейсом. Я вас прошу. Я отблагодарю. (пауза.) Тригорина Вера Васильевна. (Ждет.) В какую кассу? К Свете? Спасибо.
Кладет трубку, берет свечу и ходит по номеру, собирая вещи. Вдруг зажигается свет. Вера задувает свечу, включает радио и продолжает собираться под песню группы «Любэ»:
Атас! Эй, веселей, рабочий класс!Гуляйте, мальчики, любите девочек!Атас! Пускай запомнят нынче нас.Малина-ягода, атас!Акт 7-й
1998 год.
Номер в венецианской гостинице, много зеркал и бархата на стенах. В вазе, как обычно, 25 роз. Ваза стоит возле зеркала, и кажется, что цветов в два раза больше. В номер входят смеющиеся Вера и Костя в вечерних костюмах. В руках у них карнавальные маски.
ОНА. Какой забавный этот гондольер. Я, правда, кроме слов «синьора» и «аривидерчи» ничего не поняла. Что он там говорил?
ОН. Сказал, что никогда не видел такой красивой женщины. Сегодня же скажет обо всем жене и уйдет к тебе с тремя детьми. Заведете еще одну гондолу и будете жить долго и счастливо.
ОНА. Я бы с радостью, но он же — мужская версия Дюймовочки.
ОН. Знаешь, почему среди итальянцев так много людей маленького роста? Они боятся, что если вырастут, их заставят работать.
Вера смеется. За окном раздается грохот фейерверка.
ОНА. Ой, смотри, салют! Какой сегодня праздник?
ОН. Финита ля феста, габата ля санте.
ОНА. В каком смысле?
ОН. Праздник закончился, и черт с этим святым. У них тут столько праздников! Почти как у нас…
Стук в дверь. Костя уходит и возвращается с сервировочным столиком, на котором стоит ведерко с бутылкой шампанского, бокалы и блюдо с устрицами, обложенными льдом.
ОН(цитирует, перевирая Пушкина):
«Что устрицы? Пришли! О радость!Давай, смеющаяся младостьГлотать из раковин морскихЗатворниц жирных и живых, (пауза)Слегка обрызгнутых лимоном».Лягушек ты не любишь, но моллюски могут на что-то надеяться?
ОНА. Ты знаешь, сколько раз мне их предлагали, начиная с Америки, — я всегда отказывалась. Они же живые! (брезгливо морщится)
ОН(смеется). Как дед Щукарь бабам объяснял? «Дуры! Лягушка — пакость, а в вустрице — благородные кровя!» (Садятся за стол.) Не бойся! Пищать не будут!
ОНА(с опаской рассматривая раковину). А жемчужины в них не попадаются?
ОН. Это в смысле проглотить? Жемчужницы — другой вид, их не едят.
ОНА. Жаль…
ОН. Тебе нравится жемчуг?
ОНА. Да. Настоящие жемчужины — теплые и нежные.
ОН. А искусственные?
ОНА. У женщины моего возраста зубы уже могут быть искусственными, а драгоценности — только настоящими.
Костя смотрит на часы. Вера не замечает этого, потому что рассматривает раковину, отливающую перламутром.
ОНА. Какая красивая… Неужели их потом выбрасывают?
ОН(серьезно). Нет, конечно. Сдают, как у нас — бутылки. Тут на каждом углу — пункты приема устричных раковин. Ты что, не заметила?
Вера смотрит на него озадаченно, потом смеется. Костя наливает шампанское, они чокаются, выпивают. Костя начинает инструктаж.