Листая Свет и Тени

Звукопроницаемость возросла, стали слышны разговоры, пение, причитания, как в общежитии им. Бертольда Шварца. Выходить из отеля опасно. Часть обслуги разбежалась, часть продавала постояльцам продукты по спекулятивным ценам. За номера, конечно, никто не платил. В сильный ветер в комнату проникал песок, на балконе перекатывалась небольшая дюна. Иногда с крыши слышны были выстрелы. Когда я варил кипятильником в трехлитровой банке макароны, сверху, после непродолжительной возни, на пол упал пистолет с глушителем. В панике, но через платок, которым передвигал банку с кипящими макаронами, схватил пистолет и бросил в дыру. Стука падения не услышал, пистолет упал на что-то мягкое. Заткнул дырку, отдышался, в голову лезли кошмарные сцены с участием полиции.

Через полтора часа на нитке спустилась записка, написанная губной помадой на английском: «Извините, мне его тоже сбросили». Приписал шариковой ручкой свои извинения, надвязал веревку валявшейся в чемодане леской и спустил записку вниз. Два часа веревка висела неподвижно, потом сверху ее потянули. Записка дошла до меня, на ней было порядочно комментариев. Гневных, матерных, извиняющихся, непонятных. На английском, арабском, непонятном, французском и, к моему удивлению, на русском. Приписал фразу «Давайте общаться», легко дернул за леску, записка исчезла в потолке.

Обмен информацией развивался. Отверстие затыкалось только на ночь. Через блоки, то есть колесики, оторванные от мебели, были натянуты уже две веревки. Это позволяло общаться как с нижними, так и с верхними этажами. Веревки то висели неподвижно, то двигались. Тогда на них были прикреплены записки с адресами, например «На восьмой этаж от двенадцатого». Обмен, торговля, оценка политической ситуации – в смысле, как быстрее и безопаснее отсюда свалить. Один раз встретились в большом номере на девятом этаже, поговорили, выпили все, даже мусульмане. Меня выбрали старостой пробитых снарядом этажей. Обменялись адресами. Жизнь продолжалась. Изредка исчезали старые жильцы, появлялись новые, перепуганные, постоянно озирающиеся. И повстанцы, и правительство нас не трогали. От забегавших иногда мародеров на нижнем этаже несли вахту по графику. Худо-бедно отбивались, показывая им пистолет. Наконец внизу кто-то победил и я смог добраться до своего посольства.

В туристическом агентстве долго извинялись, сочувствовали, но компенсацию зажилили. Не стал с ними связываться – суетно. Хорошо хоть дали объяснительную справку на работу. Стоя перед начальником, томно опустив глаза и шаркая ногой, рассказывал, как мне пришлось тяжело, как я был на волосок от смерти (а это действительно было так).

При этом воспоминания о продлении отпуска на два месяца из-за форс-мажорных обстоятельств и о братстве в отеле пока самые памятные.

Странное исчезновение русского чиновника в Португалии

Бывший чиновник Собакин исчез. Утром ванну, в которой он лежал в саду своей виллы, нашли пустой. В мутной воде плавали несколько рыбьих чешуек и лоскут от семейных трусов. На мокром песке обрывалась у океана цепочка глубоких следов рук и ног. Это было тем более странно, что последние полтора года чиновник весил четыреста двадцать килограммов, лежал в ванне и не мог самостоятельно передвигаться. Поиски длились несколько дней и не дали результата.

При расследовании этого дела местной полиция обнаружила также, что пропал осетр, который жил в той же ванне. Прислуга клялась, что ничего не видела, не слышала и осетра не ела. Рыбу привезли год назад для варки ухи, но неожиданно Собакин замычал и жестами приказал пустить его к себе в ванну. Рыба прижалась к его бедру и замерла. Русский ни с кем не разговаривал, а только мычал или беззвучно открывал рот. С кем разговаривать, если не знаешь языка и презираешь окружающих людей? Иногда рыба и человек раскрывали рот поочередно, и со стороны казалось, что они разговаривают друг с другом.

Поиски следа «Русской мафии» ничего не дали. Других русских в округе никто не видел. Из иностранцев, контактировавших с Собакиным, нашли несколько мулаток, накануне вечером плясавших голыми вокруг ванны. Он смотрел на них мутным взглядом и в такт барабану шлепал рукой по воде. К веткам деревьев были привязаны яблоки, морковки, картошка, рябина, горох в стручках, огурцы и помидоры.

Еще четыре года назад, когда Собакин весил всего девяносто пять килограммов, местные жители удивлялись его замкнутости и одиночеству – прогулкам босиком по кромке прибоя и по песчаным дюнам, поросшим сосновым лесом, по заброшенным апельсиновым садам. Он заходил в пустое кафе, садился в угол, выпивал, не закусывая, огромное количество местного самогона и вместо того, чтобы умереть от отравления, пошатываясь, уходил прочь. Толпа, собиравшаяся в отдалении, шла до самой виллы, провожая его почтительными взглядами.

Сквозь заросли папоротника просвечивали мелкие фрагменты остального мира. Секция изгороди валялась на земле и кончалась канавкой.