Листея 2

Она помнила, когда это случилось впервые. Отец привел незнакомого мужчину в дом, взял деньги и оставил девочку наедине с незнакомцем, в полном его попечительстве. Она помнила как это стало регулярным, как пришлось принять происходящее с ней, как пришлось притупить весь внутренний бунт, горечь от того, что рассказать об этом нельзя никому. Жалостливо было признавать самой себе, но оно стало чем-то вроде работы, а первым работодателем – родной папа. Начала забывать дни, путать солнце с луной, а быть в неведении дня недели – обыденность. Сомнительные мужчины менялись из сутки в сутку, только одинокая картина на ободранных обоях переносила сознание Надежды куда-то прочь от всего мрака. Картина была так похожа на тот самый ручей в лесу…

От третьего несло ещё хуже чем от второго, пронзительный запах перегара и немытой рабочей одежды нависал над девушкой. Она уже привыкла. Удивительно, что за день работы таки не сбилась со счета и помнила хотя бы запахи отбросов. Сегодняшний день казался другим, казалось – грядут перемены.

Постоянные стрессы вызывали у неё непонятные звуки в голове, гул сирен, пронзительные, низкочастотные писки, жуткая сейсмическая активность в черепной коробке, к этому можно были привыкнуть, и она привыкла, как и ко всему прежде. Но тот звук, в тот самый день, был ещё страннее…

Гром барабанов по стеклу отдавался уже не в сознании, а снаружи, в комнате. Будто кто-то полными боли глазами всматривался в неё и только сильнее бил по оконной раме. Вдруг, неожиданный хлопок, стекло разбилось, барабанщик зашипел от боли в его тонкие кисти впились осколки стекла, но не сдерживая ярость тот колотил уже внутреннюю часть своего прозрачного противника. С каждым разом уже вбитые части оказывались только глубже, разрывая мышцы, кожу, докапываясь до костей, заставляя алую кровь течь и заливать собой все иллюзорное поле боя, появлялись и новые куски, а самые маленькие, пыль, забивала прерывистое, как у дикого зверя, дыхание парня. Рагнарек, казалось, продолжался бесконечно.

Легонько приоткрыв глаза, в туманном образе проглядывался он…

– Валерьян?…, – шепнула Надежда.

* * *

Меня зовут Валерьян Видоплясов, я только что окончил Сельский Многопрофильный Лицей №4…

<=To=be=continued=<

Глава 20 “Об Отшествии Преподобнаго

в Пустыню от Славы Человеческия”

Днем на улице собирались дождевые облака, они боялись разразится на землю при свете дня, страшились солнца, томно ждали ухода звезды за горизонт. Темнота таки заполнила некогда освещенные просторы, Валерьян воочию застал сардонический хохот дождя, капли выстукивали по его черепушке ритмическую мелодию, меж звуков хлюпающей воды изредка слышался отдаленный вокал, который, казалось, описывал все его внутреннее состояние одними фибрами голоса. То легкая скрипка изредка, но крайне решительно, отдаленными шагами приступала со спины, под ручку с забористым басом ударных инструментов, заливистым смехом флейты.

“Нам нужно встретится, поговорить”

Выложишь все карты на стол, Мирослав? Расскажешь чего хочешь от нас, от меня, зачем было устраивать весь этот фарс? С удовольствием бы послушал тебя, с удовольствием бы прекратил порочный круг, подарил бы спокойствие Мирону, вместе с твоей головой, свободу, что развеяла прах моей матери по ветру. Дал бы только увидеть себя, показался…

Подъехала машина, что красным взмахом кисти по серому полотну слегка притормозила, оттуда выглянула голова.

– Извини, что заставили ждать под дождем, – сказал успокаивающим голосом Глеб, – мы тебя должны подвезти к боссу.

– Залезай, рот ебал твоей вежливости, – отозвался водитель, неизменный товарищ укурыша – Арсений, долговязый парень, что едва помещался в салон автомобиля, – я тут не в телефон доверия устраивался, – ручка щелкнула и задняя дверь открылась, – шевелись, – Сеня явно был в дурном настроении.

– Меня везут на смерть?, – пусто спросил Валя.

– Я ебу.

– Мы не знаем.

– Но скажу так, – Тасманский Дьявол зыркнул в окно заднего виденья, чтобы пересечься с Видоплясовым взглядами, – зачастую, тебе пиздец как повезет, если убьют. Я до сих пор жалею, что меня тогда не ебнули вместе с ней.

– Вместе с ней?, – переспросил театрал.

– Подружкой его, бывшей подружкой, – уточнил Глеб.

– Я тот день, помню как вчерашний, тогда моя жизнь, не ебатся в рот как, пошла в совершенно ином направлении. Сидели мы в поле, на отшибе города, романтика, вся хуйня. Как вдруг машина, а оттуда мужик с мешком на голове, патлатый черт и жирный пидорас…

– Пан Многогрешный и я, соответственно, – ухмыльнулся напарник.