Листея 2

– Сколько себя помню, товарищ следователь, – отвечал другой, вспоминая как нещадно штудировал документы о личности своего “Гадюкина”. Обрывками в голове всплывали фразы о нем, а при любом наводящем вопросе от зубов отскакивал ответ.

– Х-о-р-о-ш-о, – протянул коронер, – отпускаю я вас, не беспокоитесь. Ха-ха-ха-ха, но присмотрите таки уже вы за моими ребятами!

– Без проблем, и за консультацией тоже обратится можно!

– Заметано-заметано, – они крепко пожали руки.

– Батьку, так что там с твоими анализами и выпиской?, – поймав момент завершения допроса, в разговор включился Вася.

–Говорили, что как раз сегодня будет готовым, – голос следователя повеселел, хмурая напыщенность осталась, но теперь-то стала более задорной.

– Я пойду, спрошу как у них там дела, – Василий оставил наедине Валерьяна, отца и новоиспеченного мастера группы.

– А это кто вас так, или что? Почему такому крепкому мужчине отлеживаться в больнице почти месяц?, – недоумевал блондин.

– Как говорится, отрезали полтуловища сраные врачи! Ну ёп твою мать! Не умеешь – не лечи!

– Не беспокойтесь, там не будет чего-то смертельного, уверен, – Мирослав положил руку на угол койки, – вам еще мир спасать, Мирон Валентинович.

– А вот после такого как уйти? Когда люди на тебя надеются, когда верят в твой успех, не могу же подвести вас, народ. Оклемаюсь, естественно, чтобы вы знали я – д-о-л-г-о-ж-и-т-е-л-ь! Это у меня в роду, от деда досталось!

– С таким настроем только мир и спасать.

* * *

– Пошутили и хватит, – нервно шагая по комнате отнекивался Вася, – и давайте уже анализы моего отца!

– Вот они – анализы господина Трубецкого. Диагноз – рак легких третьей степени, приступ был вызван осложнениями в мозгу, что вам, молодой человек, тут не ясно?

– Не ясно то, зачем вы меня обманываете! Он же изумительно себя чувствует!

– А вредные привычки есть у вашего отца?

– Да, курит много.

– Ну, выводы делайте сами, Василий, тут и ежу все понятно.

– Х-хоро, тьфу-у, – он выхватил злосчастный диагноз из рук врача и вышел из кабинета, – ну, что теперь-то делать? Что я могу изменить? Как могу ему помочь?! Сказать, чтобы его состояние окончательно ухудшилось, или дать ему время на последний рывок в расследовании? Или сделать так, чтобы одно перетекало в другое? Может рассказать всю правду о Шуре, Наде, о стычке в переулке, может закроет дело, может поймает тварей!? Хотя нет, не смогу мусорнутся перед близкими, они настолько же глупы, настолько я к ним привязан…, – коридор казался бесконечным, вход в 111 палату не приближался, а бесконечная белая кишка уходила вдаль, ноги запутывались у основания, а мыслей было настолько много, что в определенный момент создали полный вакуум в голове.

– Вася – Вася – Василий, – приятный женский голос отдался эхом то ли в голове, то ли наяву, – слышишь, Вася?, – когда туман войны спал с глаз, перед ним явилась давно знакомая Елизавета, что ни на йоту не изменилась с их последней встречи.

– Лиза!, – вскрикнул панк, – беда, – он упал в её объятия, уже спустя мгновение на черной майке появились мокрые следы.

– Мы с Надей слышали, что вы в больнице и пришли навестить, – приобняв парня сказала она, указав взглядом на подругу, – что стряслось?

– Отец… Беда…, – слезы плавились на глазах, – он не успеет, не успеет закончить, не успеет поймать их!, – но ответа не последовало, она понимающе положила руку в длинные пряди и провела вниз, раз, второй, они были такими послушными, каштановые волосы приятно играли на пальцах девушки, – побудь со мной еще совсем немного, Лиза.

– Он человек крепкий, ты ему скажи, Вася, – включилась Надежда, – не стоит держать его в неведении.

– Откуда?

– Мы слышали, как ты “рассуждал вслух”, – Надя указала в дальний угол коридора, – вот и говорю, конечно, это мнение мое, но считаю, что ему действительно необходимо это знать.

– Верно она говорит, – ответил Валерьян вышедший, по всей видимости, в уборную, – хочешь, можем сказать мы, если тебе трудно.

– Нет, Валя, я скажу сам, таково мое бремя, – подняв голову, на лице ни слезинки, он принял участь отца и томно зашагал к палате. Каждый стук выписывал приговор, стены смотрели безучастным взглядом, а заливистый и такой живой Миронов смех, слышался из палаты.

– И я защелкиваю на этом смазливом гаденыше наручники, прямо на катке! Представь себе, а этот пижон виду не подает. Весь такой важный, некоего “Многогрешного” кличет, наверно шишка важная там! Ха-ха-ха-ха, поймаю-поймаю тварей!

– Обязательно, – отказал собеседник, – а вам разве премию никакую не выдавали, за такое расследования должны были героем Украины наречь!

– Хуй мне, а не героя! Вот в такой стране живем!

– Батьку, – войдя, Василий не подал виду, он просто уставился на картину сидящего, в лучах озорного света, отца, – остановись мгновенье, ты прекрасно!, – вырвалось из губ, – да, забираем мы тебя отсюда, собирайся, документы твои у меня, едем домой.

– Так что там с анализами, – собирая в сумку запасное белье и темненькую пижаму, спрашивал Мирон.