Листья коки

Атауальпа сам вызвался внести Писарро за себя выкуп и сам отдал приказ о доставке в Кахамарку золота и серебра. Писарро и его духовник Вальверде толкнули Атауальпу на убийство Уаскара; через подставных лиц они сообщили Атауальпе, будто Уаскар намерен заключить союз с испанцами; Атауальпа, опасаясь, что Писарро восстановит на престоле Уаскара, приказал умертвить своего брата и тем самым дал испанцам желанный повод для судебного процесса, жертвой которого он стал.

Атауальпа послушно выполнял все веления завоевателей, и руками плененного инки Писарро разорял и грабил Перу. По настоянию Писарро Атауальпа впустил в Куско испанских эмиссаров, которые разграбили все храмы и дворцы тауантинсуйской столицы. И совсем уж жалкой марионеткой был Тупак-Уальпа, один из братьев Атауальпы, которого испанцы сделали сапа-инкой, казнив Атауальпу.

Не соответствует исторической правде и история распри между Писарро и Альмагро. Писарро в 1535 г. сам отправил Альмагро в Чили, надеясь, что в дальнем походе его главный соперник сложит голову. К этому времени король Карл V разделил между Писарро и Альмагро все перуанские земли, причем рубежи территорий, отведенные соперникам, были намечены столь неопределенно, что между ними сразу же возник спор из-за округа Куско. Вопрос о Куско остался открытым, когда Альмагро отправился в Чили. Пользуясь его отсутствием, Эрнандо, Хуан и Гонсало Писарро, братья наместника, прочно обосновались в Куско. Таким образом, Альмагро не сражался с индейцами у стен Куско. У ворот Куско он появился позже, когда внезапным налетом захватил этот город (в апреле 1537 г.) и взял в плен Эрнандо и Гонсало Писарро. Но вскоре писарристы нанесли Альмагро решительный удар, и в апреле 1538 г. войска Альмагро были разгромлены, а сам он попал в плен и был казнен.

И еще одна неточность, географическая: крепость Сарисауаман, куда с печальной вестью о разгроме войска Манко послан был Синчи, лежит на окраине города Куско, а не в четырех долгих переходах от него.

Но самый строгий историк охотно простит автору «Листьев коки» эти неточности. Не часто появляются на свет такие увлекательные, ценные и правдивые книги, как этот роман о тауантинсуйском народе, который на заре эпохи колониализма вписал яркие страницы в летопись борьбы с заморскими захватчиками.

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

Я. Свет

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ Глава первая ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀СИНЧИ, лучший бегун-часки на главном тракте между Кито и Куско, проснулся, как обычно, с восходом солнца. Когда он, позевывая, выбрался из помещения сторожевого поста, первые лучи уже озарили белеющие вдали вершины Анд, возносящиеся к самому небу; на какое-то мгновение снега, словно вспыхнув, засверкали золотым блеском.

Синчи огляделся вокруг. Он лишь недавно нес службу на этом участке дороги; его назначили сюда потому, что он умел безошибочно пересказывать устные донесения. Новое назначение явилось как бы признанием его достоинств: выносливости и быстроты бега.

Его перевели на главный тракт, соединяющий обе столицы огромного государства, определив на ключевой пункт при пересечении важных путей: от перевала Белых гор к мамакоче-океану, к неистощимым рудникам провинции Уануко; и — через восточные хребты — в долину полноводной реки Уальяго. Подобное назначение было несомненным повышением. Возможно, когда-нибудь он станет начальником поста, а затем, глядишь, и инспектором дорог. Он еще молод, здоров, может и обождать: такая удача выпадает не каждый день.

В каких-нибудь двух тысячах шагов от сторожевого поста, у самой дороги, виднелось большое тамбо — постоялый двор для путешественников. Дым лениво вился в неподвижном воздухе, — значит, и там уже проснулись. Дальше, среди ровной и плоской долины, блестело озеро Чинчакоча, а на другом его берегу серым облачком проступал силуэт города Юнии. Заботливо возделанные поля поднимались высоко вверх по склонам гор все более узкими террасами.

Синчи быстрым взглядом окинул окрестности и посмотрел на запад. Высоко над дорогой, что вилась по долине реки Напо, впадающей в полноводный Мараньон, виднелось селение. Самое обыкновенное селение. Низкие домики с плоскими крышами, сложенные из высушенного на солнце кирпича, редко из камня, мрачные строения без окон и труб для очага. Деревня, каких тысячи.

Но Синчи невольно улыбнулся, глядя на ее далекие, едва различимые очертания.

Месяц назад, пробегая мимо, он увидел у дороги девушку. Она собирала на топливо навоз лам, огромные стада которых часто гнали мимо. Девушка посмотрела на часки и, улыбнувшись, выпрямилась.

Синчи не мог забыть эту улыбку и только сейчас понял, насколько удачно все получилось. Тогда он нес лишь связку кипу — непонятных ему шнурков с узелковым письмом, которое могут прочесть только чиновники, называемые кипу-камайоками. Но если бы в тот раз ему пришлось передать устное распоряжение, он, наверное, не сумел бы вспомнить его.