Листья лофиры

Разработка бокситов на острове Касса в группе островов Лос подходит к концу: выбраны наиболее богатые руды, содержащие около пятидесяти процентов глинозема, а остальные пласты заброшены; это, между прочим, типичнейшая черта капиталистического хозяйничания в чужих странах… Залежи бокситов разведаны на острове Тамара, но из-за мелководья к острову не могут подходить большие океанские суда, а строить глубоководный порт канадская компания считает невыгодным. И вообще еще за несколько лет до провозглашения независимости иностранные компании начали перебазироваться с островов в глубь страны. Компании «Алюминиум лимитед оф Канада» и «Боксит дю Миди» обратили свой взор на район Боке — тот самый, где был создан первый французский военный форт; к ним подключилось несколько компаний из Соединенных Штатов Америки, в том числе «Олин-Мэтисон кемикл корпорейшен оф Нью-Йорк»… После референдума и ухода французов из Гвинеи компании приостановили строительство глиноземного завода и железной дороги к побережью — выжидали. Убедившись, что правительство республики не чинит им особых препятствий, компании будто бы решили продолжать строительные работы…

А мы едем вдоль крутого зеленого уступа Фута-Джаллона на бокситовое месторождение, известное под названием Фриа. Оно расположено в ста пятидесяти километрах от Конакри, в верхней части бассейна реки Конкуре, в западной части плато Фута-Джаллон. Справа от нас тянется ровная насыпь железной дороги, соединяющей Фриа с Конакри; между шоссе и насыпью — густая желтая трава; за насыпью — зеленые метелки масличных пальм, за которыми начинаются плосковерхие массивы Фута-Джаллона. По этой железной дороге будут вывозить к океану глинозем, и дорога уже сдана в эксплуатацию.

Шоссе, петляя, начинает взбираться на зеленые ступени гор. Откуда-то появляется юркая малолитражная машина с открытым верхом и катится перед нами, поднимая красную пыль. Я слежу за машиной и пропускаю тот момент, когда на повороте открывается вид на Фриа; оно лежит на плато чуть ниже нас, и я вижу тонкие трубы, вбитые, как гвозди, в землю, печь, похожую на опрокинутый бокал, какое-то сооружение, напоминающее гигантскую отопительную батарею, плоские корпуса обогатительной фабрики.

А потом мы стремительно скатываемся вниз, и вот уже лес, кусты остались позади, и вот уже появилось асфальтовое покрытие и линии белых кирпичей, отделяющие шоссе от земляных тротуаров. Автобус тормозит на площади, окруженной одноэтажными плосковерхими домами, и мы выходим из него, щурясь от солнца.

Сопровождающий нас мсье Анис просит не расходиться. Держа кожаную, на «молнии», папку под мышкой, он отправляется в дирекцию просить разрешения на осмотр предприятия. Следом за ним устремляется Нейштадт, который совсем не прочь познакомиться с местной руководящей верхушкой, дабы, перешагнув через ряды цифр, прямо взглянуть в глаза колонизаторам.

Мы топчемся у автобуса. Европейцев почти не видно. Мало и гвинейцев — время рабочее. Некоторые из них все-таки подходят к нам, спрашивают, откуда мы и, только выслушав ответ, осмеливаются протянуть руку… Держатся они здесь иначе, чем в Конакри или Киндии, — скованней, замкнутей, робче…

Подъезжает узкий бежевый лимузин. За рулем — мужчина-европеец. Рядом с ним — любезно улыбающийся Нейштадт в черном берете с помпончиком. Сзади маячит скучный мсье Анис… Мужчина-европеец говорит Селябабуке, чтобы он вел автобус за его машиной. Некоторое время мы крутим по Фриа, натыкаемся на изгороди из колючей проволоки, на будки с часовыми, на полосатые опущенные шлагбаумы, а потом лимузин выезжает на дорогу, по которой мы приехали во Фриа, и через некоторое время останавливается у небольшого белого здания.

Мужчина-европеец представляется нам. Он — шеф-директор предприятия «Фриа», или, говоря иначе, главный администратор. Шеф-директор — француз. Он светловолос, виски седые. У него крупное волевое лицо, серые холодноватые глаза. Он высок ростом, широкоплеч, строен. На нем защитного цвета рубашка с накладными карманами на груди и отложным воротником, защитного цвета шорты, на ногах — легкие туфли.

Я присматриваюсь к шеф-директору, и у меня создается впечатление, что я его уже видел, но чего-то не хватает в его знакомом облике.

— Стек, — тихо произносит Машковский. — Ему бы еще в руки стек, и — как плантатор с картинки.

Шеф-директор приглашает нас в холл, где стоят сильные вентиляторы, предлагает принять душ тем, кто устал и хочет освежиться. Потом он открывает холодильник, и мы с признательностью вытаскиваем оттуда, сообразуясь со вкусами, маленькие ледяные бутылочки с пивом, ананасовым или апельсиновым соком.