Листья полыни

Внутренний город спал. Если где и был свет, то его не было видно снаружи, ибо стены домов были глухими, только узкие двери и маленькие оконца на большой высоте стерегли улицу. А если где и не спали, то и из внутреннего двора нельзя было этого узнать: в Халисуне ночью было принято спать и окна были плотно занавешены. Стражники, должно быть, здесь тоже привыкли спать ночью, потому что встретились они на пути лишь три раза.

Человеку в простой серой рубахе, только по подолу, вороту и обшлагам шла незатейливая вышивка, страшиться было нечего. Он легко уходил в тень от беспечных сторожей, которые могли найти здесь разве вора или наемника, купленного в обмен на жизнь какого-нибудь знатного человека или богатого купца. Но никто не думал найти здесь иноземца и воина.

Лишь для того, чтобы преодолеть ворота — в ином месте стена была гладкой, как зеркало, и слишком высокой, — Волкодав прибег к убийству. И убивал не он сам: кто-то из собратьев, пришедших на зов, помог ему. Второй стражник очнется поутру. У него будет сильно болеть голова, и он запомнит только смутное сероватое пятно, отдаленно напоминающее человека с мечом, возникшее вдруг перед ним. Волкодав подбирался к дворцам властителей Халисуна. Путь от плоскогорий Аша-Вахишты через степи и горы, через гудящие, как растревоженный улей, Нарлак и Халисун занял несколько месяцев, и теперь он был здесь. Его вел вперед внезапно обретенный во втором заключении в Самоцветные горы слух, которым он не умел пользоваться толком и многих звуков не понимал, и нюх, различивший среди прочих нужный аромат еще на вершине перевала, за которым, в пыли и дымке, внизу он угадал белые строения и серебряные купола столицы Халисуна.

Этот запах — запах роз — был знаком Волкодаву. Эти цветы полуденных земель ценили красавицы Халисуна и Саккарема, Нарлака и Нардара. Их высаживали в садах, ими украшали свадьбы и торжества, танцовщицы вплетали их в прическу, а вслед за тем и знатные женщины не чурались таких живых украшений. Вельхи, в чьей стране розы выживали не везде, там, где не было живых кустов, делали розы из камня и металла. Но розы Халисуна были самой заманчивой сказкой этого цветка. Даже солнце, всходящее здесь по осени, когда небо отчего-то приобретало желтоватый оттенок, походило на розу из киновари и золота. И люди всех стран съезжались сюда, чтобы увидеть принцессу Халисуна с розой, вплетенной в волосы, ибо в ее саду росли непростые розы. Говорили, что принцесса вовсе не краше многих женщин и многие краше ее, но, когда принцесса и роза соединялись — а случалось это четыре раза в год, — их союз рождал чудо. Принцесса становилась красивее всех, а роза оживала и играла всеми цветами цветов, как маленькое солнце, краше настоящего солнца. Потом эта роза превращалась принцессой в какую-нибудь волшебную вещь. Говорили, эти вещи достаются тем, к кому принцесса благосклонна. Другие, напротив, говорили, что принцесса девственна, и потому многие съезжались в Халисун, чтобы заслужить ее расположение. От иных слышали, что она разумна и образованна и что не всякий мудрец одолеет ее в споре, а иные утверждали, что принцесса — сама страсть и нет женщины больше и лучше знающей о любви. А третьи замечали, что принцесса — колдунья и бог халисунцев проклял ее, связав ее с розами, что принцесса становится умна и прекрасна, лишь когда цветут розы на определенном кусте. Едва умрет куст, и принцесса лишится всех своих достоинств и добродетелей. А слагатели стихов, что ходили с караванами по горам, городам, степям и пескам, пели, что в красоте розы и принцессы — тайна красоты и блага Халисуна, а то и всей земли.

Но Волкодав слышал иное. Слышал из беседы шайтанов, пересказанной ему Мерваном. Он знал, кто охотится на розу. Он знал, что Булан, прозванный у манов Кавусом, кудесник из Халисуна, заклинающий сны, спас розу во сне принцессы, защитив явь от страшного сна. Но то, что было наяву, осталось. И Волкодав понял, почему его поселили в тело кудесника Некраса: он должен был сделать то, что было не под силу никому, чтобы жуткая явь не сбылась и не оборвала все сны на века.

И он прошел в одиночку — то в образе пса, то в обличье человека, почти не зная дороги, — через страны или объятые войной, или ожидающие ее, или уже зачумленные ею. И он проник во Внутренний город, и проникнет дальше, и будет ждать у розы — ждать, ровно верный пес, сколько понадобится, когда придет тот, кто станет его врагом. Как он будет принят во дворец — стражем-человеком или стражем-псом, — его не заботило. Однажды он уже оберегал принцессу — и не смог уберечь так, как следовало бы. И теперь он не повторит былой ошибки. Доля опять выпала ему: ему позволили исправить прошлое.