Листья полыни

Волкодав сделал приглашающий жест мергейту: «Поднимайся!» Степняк, конечно, был вором или, хуже того, наемником, которому деньги платили, чтобы кого-нибудь зарезать или что-либо похитить, но Волкодава мало занимали халисунские дворцовые дела. Он провел в столице целых три дня, но потратил их, с тем чтобы узнать, как проникнуть во дворец принцессы. Что до того, чем жил остальной Внутренний город, Волкодав понял немного: слишком запутаны были узлы, связывающие власть предержащих Халисуна. Перед самой войной они затеяли какие-то долгие препирательства о том, как следует и как не следует верить в богов или в бога. Волкодав не знал, чем так не угодил халисунцам их прежний бог: Халисун жил сытно, мирно и богато.

Мергейт быстро, не менее быстро, чем венн, оказался на стене.

— Почему не лает пес? — прошелестел он.

— И не залает, — отвечал Волкодав. — Или тебе мало?

— Не проси у богов больше, и они дадут тебе все, — ухмыльнулся уголками рта мергейт. — Но ты иди первым.

Веревку спустили вниз. Двор, в коем, по халисунскому обычаю, был пруд, выложенный изразцами, и маленький, но густой сад, спал. Ни единого окна не светилось в обширном доме, и Волкодав вновь удивился беспечности халисунцев.

— Сегодня день, когда халисунцам ничего не дозволяется делать, — проговорил мергейт. — Это бывает каждую луну. Все иноземцы выходят из Внутреннего города. Только стражники остаются. Их особо благословляют служители халисунского бога, а после они целую луну проходят через очищение.

— И так во всем городе? — спросил венн.

— Если бы мы попытались попасть в квартал отступников, за нами шли бы два следа из отрезанных голов. А последним отпечатком были бы наши головы, — вдругорядь усмехнулся мергейт.

Волкодав взглянул на него, и подозрение шевельнулось в нем, но время было дорого, ибо рассветало в Халисуне быстро, и он скользнул по веревке вниз. Пес подполз к его ногам, повизгивая еле слышно. Это был огромный зверь с обрезанным хвостом и ушами, чтобы ни собака, ни волк не могли причинить ему вреда. Тело его было покрыто густой и длинной шерстью, где грязно-серой, где белой, а где карей или темно-рыжей. Таких держали в Саккареме пастухи овечьих стад. Волкодав почесал собаку за ухом, потом под грудиной. Пес блаженно урчал, разинув от восторга пасть со страшными белыми клыками.

Волкодав тем временем прислушивался: эхо подземной реки выходило на поверхность близ пруда. Венн напоследок погладил пса по затылку и, велев тому молчать, неслышным шагом направился к пруду. Он услышал, как позади спустился во двор мергейт. Венн не стал ждать его, полагая, что им вовсе не нужно знать о том, что привело сюда каждого из них. Но мергейт, как ни странно, шел вслед за Волкодавом. Шел неслышно, и, если бы венн не стал вдруг обладателем чудесного слуха, он ни за что не услышал бы шага степняка. На мгновение оба замерли: на тропе сада появились двое стражников. Они прошли мимо, в двух саженях от венна, и скоро пропали за густыми зарослями.

Волкодав крался дальше, туда, где эхо подспудного водотока звучало уже явственно. Близ пруда, в зарослях тальника, в земле чернело отверстие, забранное толстой решеткой. Два замка с толстыми дужками накрепко соединяли решетку с массивными кольцами, закрепленными в каменной плите. Поднять такую дверь, не сняв замков, не смог бы и горный исполин, побежденный Волкодавом на перевале-воротах в Аша-Вахишту.

Венн достал из кармана пилку: он предвидел, что такое могло произойти. Пилка была алмазной. Наверняка на нее пошли камни из Самоцветных гор, ибо стоила она недешево.

Подошел мергейт.

— Если тебе нужно во дворец, то пути наши опять близки, — молвил он. — У нас уйдет в два раза меньше времени, чем думали те, кто привел нас сюда.

Он вытащил из-за пазухи небольшой кожаный мех, и оттуда появилась пилка — такая же, как и у Волкодава. Вместе с пилкой появилась и склянка: в ней было масло.

Замки распались одновременно. Венн ухватился за прутья решетки, но тяжесть ее оказалась куда большей, чем можно было подумать, и Волкодав едва на пядь сумел оторвать железо от его каменного ложа. Мергейт пришел на помощь. Петли, загодя смазанные, не скрипнули. Лаз был открыт.

В шахту уходили железные скобы, замурованные в камень ствола. Волкодав, уверенно видевший все, будто не ночь стояла кругом, а легкие сумерки, первым полез в провал. Мергейт, повременив немного, направился за ним. Спускался он медленнее, и, когда ноги венна встали на твердый камень нижней площадки, шорох мягких мергейтских сапог о железо ступеней слышался с высоты саженей пятнадцати. Здесь, на глубине, даже венн уже мало что мог разглядеть. Но факелы, сложенные грудой в углу каморки, куда они угодили, он все же рассмотрел.