Листья полыни

Мергейты в молчании начали наступление. Тысяча конных отделилась от черного и гибкого змеиного тела их войска и помчалась на левое крыло, где стояла конница Халисуна. За ней другая двинулась на центр, чтобы повстречаться с нарлакской конницей. И третья отправилась на правое крыло, где были халисунские колесницы и пешие воины Нарлака. Пыль клубилась под двенадцатью тысячами копыт, и воины мергейтов, будто демоны летели над этим пыльным облаком, без выкриков и гиков, молча.

В ответ халисунские и нарлакские стрелки метнули тысячи стрел, но в ответ получили не меньше: луки мергейтов били дальше. Тяжелая конница Нарлака тронулась встречь мергейтам, медленно, но ровно набирая мощный ход. Но, не допустив нарлакцев на сотню саженей, мергейты осадили коней и вдруг бросились назад. Нарлакцы, не желая поддаваться на уловку, замешкались. Мергейтская тысяча рассыпалась, будто горох, а позади нее оказались мергейтские стрелки с арбалетами из Шо-Ситайна. Железные болты полетели в нарлакцев, пробивая любые брони и шлемы, и лишь щиты закрывали от них. Нарлакцы приостановились, но конис знал, чего следует ожидать теперь. Когда его конница остановится совсем, Гурцат снова пошлет вперед своих верховых, и те, оказавшись на ходу, получат перевес. И нарлакцы, закрывшись щитами и неся потери, снова двинулись вперед железным тараном.

Тем временем на их правом крыле мергейты столкнулись с колесницами халисунцев и были частью выбиты лучниками, а частью завязли меж повозок, и Гурцат бросил вперед еще одну тысячу, чтобы словно бы второй волной наступления перевалить через свои и вражеские трупы и через правое крыло зайти в бок халисунской пехоте. И второй вал атаки не перехлестнул через колесницы, но третьего броска черной змеи халисунцы не сдержали бы, и Сивур приказал выступать. Только пешим. Сольвеннскую конную рать он берег для пущего случая.

— Пошли, — просто сказал Волкодав, перетягивая вперед уже раздобытый у кого-то червленый сольвеннский щит, имеющий форму капли.

— Вижу, — промолвил вдруг Булан, когда они уже набрали шаг — летящий шаг идущей в ближний бой пехоты. — Я раскрыл сон Гурцата.

— Разве ж он спит? — удивился Волкодав.

— Он всегда спит теперь, — ответил халисунец. — Облако вошло в него и видит то, что видит он, а он делает то, что хочет оно, что хочет чужой сон.

— И чего же он хочет? — усмехнулся Брессах Ог Ферт.

— Вобрать все и стать богом, — отвечал Булан так, будто говорил о вещах обычных.

— Смешно, — рек вельх. — Многие хотят того же. И я хотел этого. Все нельзя вобрать. Его можно только собрать. И только то, что есть у людей, останется у них.

— Я знаю, я видел картины Зорко. И видел все, что видел ты, — отозвался Волкодав. — Роза не досталась Гурцату. Эрбегшад ушел от него. У Вечной Степи будет новый хаган. И он будет человеком.

— Я видел ваши сны, — молвил Булан. — Если собрать их, наберется три лепестка от розы, что цветет в саду принцессы Халисуна. И это уже много. Этого хватит, чтобы увидеть сердцевину. Там, как говорят, обитает бог.

— Там обитают все боги. И все мы родом оттуда, — заключил Зорко.

Они вошли в битву, словно в реку стальных ножей, что течет под Звездным Мостом, как его представляют сегваны. И здесь пути их разделились.

Зорко разом потерял из виду Булана, скользнувшего вправо от попавшейся на их пути колесницы. Волкодав, три раза взмахнув мечом, быстро прорвался куда-то вперед и тоже исчез. Брессах Ог Ферт, орудуя двумя клинками — стальным и стеклянным, — некоторое время держался рядом, но потом третья атака конницы степняков развела их в разные стороны.

Зорко тем не менее не выбился из строя сегванских и сольвеннских ратников. Он дрался уже вместе с сегванами — когда-то давно, четыре зимы назад, в Галираде, — но, как оказалось, не забыл, как ведут они бой. Воины полуночных морей, когда в битве случалось затишье и мергейты ненадолго давали им передышку, уважительно хлопали Зорко по плечу, похваливали. Зорко отвечал им по-сегвански, славил Храмна, Хрора и Хригга. И опять кружился безумный кровавый клубок, перекатываясь от полуденного края долины к полуночному, стягивая, наматывая на себя остистую нить людских воинских судеб, окрашенную алым и черным.

Однажды, на мгновение, Зорко, казалось, усмотрел среди навалившихся на них мергейтов его — Гурцата Великого. Был ли это и на самом деле хаган, или Зорко ошибся — он ведь не ведал, каков собой Гурцат, — узнать было не дано. Брессах Ог Ферт с одним лишь стеклянным мечом в шуйце — стальной клинок куда-то пропал — возник вдруг перед тем, кого Зорко посчитал Гурцатом, и, ухватившись латной рукавицей за направленное на него копье и отбросив его в сторону, нанес страшный косой удар, дотянувшись до груди мергейта…

Что случилось дальше, Зорко уже не увидел. Он отвел ядовитое, горящее, ровно глаз разъяренной змеи, сабельное острие от сотника сегванов, и тут, хоть и пробовал он увернуться, копье мергейта ударило ему в грудь. Слева, где было сердце.

Лист первый Зорко