Листки из дневника. Проза. Письма

Deus coservat omnia.[82]

Девиз в гербе на воротах дома, в котором я жила, когда писала поэму.

Вместо предисловия

«Ah, distinctly I remember

it was in the black december».

«The Raven»[83]

Она пришла ко мне в ночь с 26-го на 27-е декабря 1940 г., прислав, как вестницу, еще осенью отрывок «Ты в Россию пришла ниоткуда…».

Я не звала ее. Я даже не ждала ее в этот холодный и темный день моей последней ленинградской зимы.

Появлению ее предшествовало несколько мелких и незначительных фактов, которые я не решаюсь назвать событиями.

В ту ночь я написала два куска первой части («1913 год») и «Посвящение». В начале января я, почти не отрываясь, написала «Решку», а в Ташкенте (в два приема) – «Эпилог», ставший третьей частью поэмы, и сделала много вставок в две первые части.

Всю эту поэму я посвящаю памяти ее первых слушателей, погибших в Ленинграде во время осады, чему не противоречат первоначальные посвящения, которые продолжают жить в поэме своей жизнью.

Их голоса я слышу теперь, когда я читаю вслух мою поэму, и этот тайный хор стал для меня навсегда фоном поэмы и ее оправданием.

8 апреля 1943 г.

Ташкент

Часть первая Тысяча девятьсот тринадцатый год

Di rider finirai

Pria dell’aurora.

Don Giovanni[84]

Во мне еще как песня или горе

Последняя зима перед войной.

Белая стая

Посвящение

…А так как мне бумаги не хватило,
Я на твоем пишу черновике.
И вот чужое слово проступает
И, как снежинка на моей руке,
Доверчиво и без упрека тает.
И темные ресницы Антиноя
Вдруг поднялись, и там зеленый дым,
И ветерком повеяло родным, –
Не море ли? – нет, это только хвоя
Могильная, и в накипаньи пен
Все ближе, ближе… «Marche funèbre»…

Шопен…

26 декабря 1940 г.

Фонтанный Дом

Вступление

In my hot youth – when George the Third was King…

Don Juan

[85]

Из года сорокового,
Как с башни, на все гляжу.
Как будто прощаюсь снова
С тем, с чем давно простилась,
Как будто перекрестилась
И под темные своды схожу.

1941. Август (воздушная тревога)

Осажденный Ленинград

I